«Надеюсь, я беременна», — приписала Грейс в конце послания.

К своему великому сожалению (и к сожалению для Дона Ричардсона) беременна она не была.

В Нью-Йорк она все же вернулась. Начала играть на сцене. Продолжала сниматься в рекламе. Продолжила и отношения с Доном Ричардсоном. Но семья Келли готова была на все, лишь бы избавиться от недостойного претендента на руку дочери. Отец предложил Ричардсону заплатить отступные, лишь бы тот оставил в покое Грейс. Брат звонил по ночам и грозил переломать Дону все кости. А Грейс, когда Дон рассказал ей об этом, обиделась: «Она только пробормотала, что они в действительности очень милые люди, и в один прекрасный день я смогу их понять, и вообще мы все поймем друг друга, и все будет отлично».

Разумеется, ничего не было отлично. Неприязнь родных действовала на влюбленную Грейс, как холодный душ. Ричардсон продолжал обожать ее, но постоянно чувствовал себя униженным: Келли его оскорбляли, а Грейс не была готова даже признать этот факт, не то чтобы встать на его сторону. А потом он узнал, что Грейс изменяет ему с другим мужчиной. С Клодиусом Шарлем Филиппом, распорядителем банкетов отеля «Уолдорф-Астория». Что привлекло Грейс в этом человеке, похожем на испуганную сову, непонятно. Но для Дона это был удар посерьезнее, чем дикарское отношение со стороны родных Грейс. Однако отказаться от женщины, которая его опьяняла, Ричардсон не мог. Их отношения — неровные, болезненные — продолжались еще несколько лет…

Шарль Филипп тоже пытался свататься к Грейс. И тоже натолкнулся на жесткое противодействие семьи. Он был дважды разведен, да и профессия его не вызывала у Келли восторга. Они и над ним поглумились от души. И опять Грейс не смогла принять сторону возлюбленного.

Мохаммед Реза Пехлеви, тридцатилетний шах Ирана, прибыл в США с неофициальным визитом зимой 1949 года. Он искал политической поддержки у американского правительства, а так же удовольствий и любовных приключений, которые не мог бы получить в собственной строгой исламской стране. Он недавно развелся со своей первой супругой, Фазией, сестрой египетского короля Фаруха, и подумывал о новом браке.

Грейс Келли ему представили на торжественном приеме в гостинице «Уолдорф-Астория», где работал ее тогдашний любовник. Шах был очарован Грейс и тут же, с места в карьер, предложил ей как следует поразвлечься. Ничего непристойного в его предложении на тот момент не было: он всего лишь хотел прогуляться по престижным нью-йоркским ночным клубам в обществе ослепительной блондинки. Шах и Грейс наслаждались обществом друг друга. Они были молоды и выносливы, и могли веселиться до трех утра, и выглядеть свежими после пяти часов сна… А то и вовсе проигнорировав сон. Шесть суток они провели, буквально не расставаясь.

В обществе Мохаммеда Резы Пехлеви Грейс впервые познала сладость всеобщего внимания и власти над публикой. В один из вечеров они приехали в оперу, где зал был уже заполнен, и когда шах и его спутница вошли в ложу, полторы тысячи лиц обратились в их сторону. «Вот тогда-то она впервые и вкусила этот соблазн», — рассказала позже одна из подруг Грейс журналистам.

Роман шаха и красавицы актрисы стал предметом внимания светской хроники. Семейство Келли из газет узнала, что Грейси на этот раз крутит роман с главой восточного государства. Это, конечно, не так скверно, как с евреем-режиссером или гостиничным метрдотелем… Но в газетах пишут, что она принимает от шаха дорогие подарки, а вот это уже совершенно недопустимо для девушки из приличной семьи! Ма Келли примчалась в Нью-Йорк, устроила скандал и велела все драгоценности вернуть. Ведь настоящая леди может принять от мужчины, не являющегося ее мужем, только конфеты, цветы или книгу! Однако на этот раз Грейс не могла последовать требованию родителей. Вернуть подарки человеку с восточным менталитетом — означало смертельно его оскорбить. Так что три драгоценные вещицы — золотая косметичка с застежкой, украшенной тридцатью двумя крупными бриллиантами, золотые часы-браслет, осыпанные бриллиантами и жемчугом, и брошь в виде золотой клетки с крохотной открывающейся дверцей, внутри которой сидела птичка из драгоценных камней, — остались у Грейс. Она рассталась с ними лишь накануне своей свадьбы с Ренье Гримальди, раздарив их подружкам невесты.

Шах предлагал Грейс выйти за него замуж. Это был огромный соблазн… Она похвасталась подружкам. И — отказала шаху. Под предлогом того, что ее отец, ярый католик, никогда не допустит этого брака. На самом деле неизвестно, как бы Джек Келли отнесся к подобному жениху: пусть не европейцу и не христианину, зато безгранично богатому и правящему целой страной! Но Грейс уже вкусила радостей счастливой любви. И не хотела вступать в брак по расчету.

Зато в любовные отношения по расчету она вступала. Еще со времен своего детства, когда Грейс приходилось ходить в поношенных платьях и с уродливой стрижкой, она страстно полюбила красивые вещи, которые ей доводилось видеть исключительно на страницах журналов. Ее собственные доходы пока не были столь значительны, чтобы она могла себе позволить дорогостоящие наряды и тем более украшения. Зато она с удовольствием принимала платья, украшения и даже деньги от влюбленных мужчин.

Весьма «прибыльным» в этом плане стал ее роман с Али Ханом. Светский лев, плейбой, знаменитый обольститель, он приходился старшим сыном Ага Хану, лидеру мусульман-исмаилитов, одному из богатейших людей мира, а матерью его была танцовщица-итальянка. Али Хан проводил жизнь в поиске наслаждений, и легко находил их благодаря своим деньгам и своему обаянию. Список голливудских актрис, которых Али Хан соблазнил, весьма внушителен. И с каждой он был безгранично щедр.

Грейс Келли он подарил целый гардероб. И браслет, усыпанный изумрудами. В газетах об этом не писали, так что родители Грейс о таком неподобающем поведении дочери так и не узнали. Зато узнал Дон Ричардсон. Грейс сама ему похвасталась.

«Она пригласила меня к себе на обед, — вспоминал Ричардсон. — И после, когда мы были уже в постели, она спросила: «Хочешь увидеть несколько прелестных вещиц?» Знаете, лично для меня самой прелестной вещью на свете была ее нагота. Ничего более прекрасного я не мог себе представить. Но она все-таки устроила для меня демонстрацию мод, надевая один за другим дорогие наряды — платье за платьем. Я понятия не имел, откуда они у нее. А затем она вышла ко мне в чем мать родила с одним лишь золотым браслетом на руке. Эта штуковина была вся усыпана изумрудами. Грейс помахала браслетом у меня перед носом. Что ж, я безошибочно определил, откуда у нее этот браслет… Когда Али Хан впервые встречался с дамой, то дарил ей портсигар с изумрудом на крышке. Когда же она оказывалась у него в постели, он дарил ей браслет… Это и был тот самый браслет. Я чувствовал себя несчастнейшим на свете… Я оделся и сказал ей, что ухожу. Мне было неприятно ее видеть. Она спросила меня, имеет ли это какое-то отношение к браслету, и я ответил, что да, и еще какое!»