подумал: а может, лучше сдать игру? Ему же отбивать следующим. К тому времени он уже поменялся местами с Уайтменом и играл на первой базе. Лютер Лоуренс стоял в круге ,[7] а Тайрелл Хоук — в зоне бьющего, и Лютер посмотрел на Бейба так, словно теперь тот — просто очередной белый, такими пустыми глазами смотрят на вас носильщики, чистильщики и посыльные, и Бейб почувствовал, что внутри у него все сжалось.

Даже с двумя спорными осаливаниями (ежу понятно, кто победил в спорах) и длинным фолом, который представители Главной лиги почему-то сочли хоум-раном, в конце девятого иннинга они все-таки проигрывали цветным со счетом 9:6. Тогда-то гордость Американской и Национальной лиги наконец заиграла как настоящая гордость Американской и Национальной лиги.

Все базы заняты, один игрок в ауте, Джордж Уайтмен подходит к пластине, Рут — на очереди. Он вдруг поймал себя на том, что впервые в жизни молится, чтобы эта очередь до него так и не дошла.

Уайтмен со всей мочи саданул по отвесно падающему мячу, и тот улетел в пространство, далеко за границу поля. Явный фол. А потом Клещ Джо выдал два самых зловредных скоростных удара, какие Руту приходилось видеть на своем веку.

Бейб ступил на пластину домашней базы. Он прикинул, сколько из шести очков они заработали честно. Получилось — три. Всего три. Эти никому не известные цветные, на грязном поле в каком-то Задрипинсе, в штате Огайо, не позволили лучшим игрокам в мире заработать больше трех очков. Черт побери, да он и сам прилично отбивал лишь один из трех ударов. А ведь сил не жалел! И дело не в питчинге Джо Бима. Не только. Правило простое: бей туда, где соперников нет. Но эти цветные парни были повсюду. Думаешь, что видишь просвет, но он тут же исчезает. Посылаешь мяч, который не взять ни одному смертному, и глядь — кто-то из этих ребят уже держит его перчаткой и даже не запыхался.

Если бы не жульничество его ребят, для Рута это стало бы одним из самых потрясающих переживаний — держать в руках судьбу встречи с едва ли не лучшими игроками из всех ему известных. Конец девятого иннинга, двое — в ауте, трое — на базах. Одно ловкое движение, и — победа.

Он уже изучил Клеща Джо. Парень устал, к тому же Рут успел увидеть все типы его подач. Если бы только ребята не ловчили, воздух, который Рут сейчас втягивал через ноздри, дурманил бы его, как чистый кокаин.

Первая подача Клеща Джо пошла прямо в него, и Руту пришлось здорово постараться, чтобы промазать. Даже Клещ Джо, похоже, был изумлен. Следующая подача оказалась энергичнее, с небольшой закруткой, и Рут послал мяч назад, за пределы поля. Следующий мяч угодил в землю, а еще один пролетел мимо его подбородка .[8]

Клещ Джо сошел с питчерской горки. Рут чувствовал, что все взгляды прикованы к нему. Он видел Лютера Лоуренса, он видел Холлохера, Скотта и Макинниса на их базах, и в голове промелькнула мысль, как славно было бы, если бы игра была честная: следующую подачу он мог с чистой совестью послать Господу в небеса. И тогда, может быть…

Он поднял руку и вышел из зоны бьющего.

Это же просто игра, верно? Кому какое дело, если он продует одну дурацкую игру?

Но верно и обратное. Кому какое дело, если он победит? Вот завтра, например, будет это важно или нет? Разумеется, нет. Это не затронет ничью жизнь. Сейчас, вот сейчас, все просто.

Если он поднесет мне мячик на тарелочке, подумал Рут, снова занимая позицию бэттера, я этот мячик съем. Как тут отказаться? Ребята стоят на базах, а у меня в руке бита, и вокруг пахнет землей, и травой, и солнцем.

Нет ничего, кроме мяча. И биты. И девяти ребят. И мгновения. Всего лишь мгновения.

И вот этот мяч в полете — более медленном, чем ожидалось. Рут понял это по лицу старого негра. Он знал это, когда мяч еще только вылетел у того из руки: подача идет прямо в него.

Бейб думал промахнуться, смазать, поступить по-честному.

И тут раздался свисток паровоза, громкий и пронзительный, раскалывающий небо, и Рут подумал: «Это знак», и замахнулся битой, и услышал, как кетчер бормочет: «черт», а потом — этот звук, этот волшебный звук, когда кожа мяча чмокается с деревом биты. И мяч исчез в небе.

Бейб пробежал несколько ярдов и остановился. Оглянувшись, он поймал на себе моментальный взгляд Лютера Лоуренса, в котором читалось: ты задумал устроить гранд-слэм ,[9] отобрать победу у тех, кто вел игру чисто.

Бейб почувствовал, что больше Лютер в его сторону никогда не посмотрит. Лютер поднял глаза на мяч. Присел. Вскинул перчатку над головой. И вот он, настоящий бейсбол: мяч летел прямо на него.

Но он отступился.

Опустил перчатку и зашагал прочь. За ним последовали полевые игроки, и мяч шмякнулся в траву позади них. Они даже не обернулись, а все шли и шли, и Холлохер пересек линию домашней базы, но на ней уже не ждал кетчер. Кетчер брел к скамье у третьей базы, и туда же направлялся ближайший игрок.

Скотт достиг домашней базы, но Макиннис добежал до третьей и остановился. Он стоял там и смотрел, как цветные тянутся к своей скамейке, точно кончился всего-навсего второй иннинг, а не девятый. Они столпились там, набили перчатками и битами два брезентовых мешка, ведя себя так, словно белых здесь вообще нет. Руту хотелось перебежать поле и сказать что-нибудь Лютеру, но Лютер ни разу не повернулся. Потом все они направились к проселку за полем, и он потерял Лютера среди этого моря негров, не мог определить, где тот шагает, спереди или слева, а Лютер так и не оглянулся.

Свисток паровоза раздался снова. Клещ Джо поднял с земли биту, которой орудовал Бейб. Положил ее на плечо и посмотрел Бейбу в лицо.

Бейб подал ему руку:

— Отличная игра, мистер Бим.

Но Клещ Джо Бим словно бы не обратил внимания на протянутую ладонь.

— Похоже, это ваш поезд, сэр, — проговорил он и покинул поле.

Бейб вернулся в поезд. И теперь выпивал в вагоне-ресторане.

Они ехали по Пенсильвании. Рут сидел в одиночестве, пил, смотрел в окно. Он думал об отце, который две недели назад умер в Балтиморе после драки с Бенджи Сайпсом, братом его второй жены. Отец Бейба вмазал шурину дважды, а тот ему