Адам оторвал от нижней юбки полоску ткани и перевязал рану. Затем он подхватил на руки безвольное тело и направился к озеру.

На берегу Адам оторвал от безнадежно испорченной нижней юбки еще кусок, намочил его в холодной воде и стал обтирать девочке лицо. Скоро она пришла в себя — распахнула огромные синие глаза и испуганно уставилась на своего спасителя. Потом бедняжка отвернулась, и Адам увидел ужасную рану на затылке — такую можно было нанести сзади чем-то широким и острым, скорее всего томагавком. В следующий миг несчастная снова потеряла сознание. Адам был поражен. Не может быть, чтобы девчонка добралась сюда прямо из… нет-нет, ведь до форта еще целых два дня пути! Не желая тратить время на догадки, Адам принялся осторожно выбирать из спутанных волос комки грязи и запекшуюся сгустками кровь, чтобы хоть немного прочистить рану.

Девочка так и не пришла в себя, пока он старательно очищал волосы и, достав из мешка мыло, промывал рану водой. Потом Адам сделал компресс из целебных трав, о качествах которых когда-то узнал от индейцев. Наконец он снова взялся за лицо, все еще покрытое грязью. С необыкновенной нежностью он водил по бледному личику мыльной тряпкой, сновали снова промывая ее в воде, пока не застыл, пораженный: его глазам предстала неземная юная красота! Адам благоговейно разглядывал мягкую белую кожу. Длинные темные ресницы слегка загибались на концах. Он замер как зачарованный — веки задрожали и распахнулись, а губы раздвинулись в дивной улыбке, отчего в уголке рта появилась милая забавная ямочка. Прелестная незнакомка тихо прошептала:

— Роберт, я так и знала, что ты придешь мне на помощь. Слава Богу, ты здесь…

Она протянула руку, чтобы погладить Адама по щеке, и снова провалилась в забытье.

Эта невинная девичья ласка вызвала в душе прилив нежности, и Адам тут же отругал себя за то, что испытал удовольствие, предназначенное кому-то другому. Он проверил состояние раны и решил, что жгут пора снимать. Короткий отдых, который он позволил себе на берегу озерка, явно заканчивался. Появились новые заботы, связанные с юной незнакомкой. Либо змеиный укус, либо тяжелая рана на голове — а скорее всего и то и другое вместе — наверняка станут причиной сильной лихорадки и воспаления, и если все это окончится благополучно и девочка выживет, ей потребуется еда для восстановления сил. Ясно, что в ближайшие несколько дней о продолжении пути к форту Уильям Генри не может быть и речи.

Скоро Адам действительно обнаружил, что у девочки начался сильный жар. В очередной раз склонившись над опухшей лодыжкой, он почувствовал на себе взгляд, поднял голову, чтобы посмотреть на лицо незнакомки, и впервые испытал колдовскую силу ее синих глаз. Опешив при виде столь совершенной, потрясающей красоты, он не произнес ни слова, ожидая, пока она заговорит первая.

— Что вы делаете? — спросила она тихо.

— Тебя укусила змея, и я надрезал ранку и отсосал яд. Разве ты не помнишь? А теперь я пытаюсь что-то сделать, чтобы исчезла опухоль. — Адам старался говорить как можно спокойнее и изо всех сил сдерживал волнение. — Меня зовут Адам Карстерс. А как зовут тебя и что с тобой случилось? Откуда у тебя рана на голове?

Девочка в смущении потеребила прядь волос, упавшую на лицо.

— Меня зовут Аманда Старкуэдер, — нерешительно начала она, — и я жила вместе с родителями в лагере поселенцев возле форта Уильям Генри. — Тут ее голос задрожал и стал едва различим: — Но я не помню, как оказалась здесь. — Огромные, испуганные синие глаза наполнились слезами. Адаму захотелось утешить несчастную. Повинуясь сердечному порыву, он ласково привлек ее к себе.

Светловолосая девочка доверчиво прижалась к его груди и тихо проговорила:

— Я ведь такая трусиха. Я бы напугалась, если бы здесь был кто-то другой, но с тобой, Роберт, мне нечего бояться.

Устроившись поуютнее в объятиях Адама, девочка снова впала в забытье, а Адам думал, стоит ли ему сердиться, что его уже во второй раз спутали с каким-то неведомым Робертом.

Постепенно стемнело, наступила ночь, но Адам по-прежнему ничего не мог поделать с сильным жаром, от которого мучилась Аманда. Она больше не приходила в себя, только бредила — лихорадка делала свое дело. Адам не на шутку испугался. Ему уже приходилось видеть, что делает такой жар не только с детьми, но и с сильными взрослыми мужчинами: у больных начинались страшные судороги, приводившие либо к мучительной смерти, либо к безнадежному слабоумию. Не сводя глаз с хрупкого изящного тела Аманды, с ее лица, казавшегося по-прежнему милым и прекрасным, несмотря на ужасный жар и бред, Адам снова и снова повторял, что не позволит болезни взять верх. Однако ни отчаянные попытки разжать сведенные судорогой зубы, чтобы напоить несчастную девочку, ни постоянное обтирание холодной водой ее лица и шеи не приносили облегчения.

В бреду Аманда говорила, и постепенно из обрывков фраз Адам сумел восстановить душераздирающую историю осады форта Уильям Генри и ужасы резни его обитателей, захваченных в самом начале пути к форту Эдуард. От криков Аманды у Адама в жилах стыла кровь:

— Стойте! Не смейте! Смотрите, у нее кровь! Мама! О Господи, что с твоей головой! Папа, папа, помоги нам! Нет, он тоже мертв! — Белокурая головка бессильно поникла. — Как много крови… Как много крови… Роберт, помоги мне, пожалуйста!.. Он убьет меня, Роберт!

Внезапно дикий, беспорядочный бред прекратился, и Аманда затихла — видимо, впала в более глубокое забытье. Жар стал еще сильнее, чем прежде. Адам понимал, что надо действовать решительно, иначе будет поздно.

Трясущимися руками Адам повернул больную на бок, расстегнул пуговицы на платье и, как только справился с этой работой, стащил его через голову. Затем снял с Аманды нижнее белье и обувь. Она лежала совершенно голая на расстеленном заранее одеяле. Поспешно скинув с себя рубашку, Адам поднял легкое, полыхавшее жаром безвольное тело и шагнул прямо в озеро, держа девочку на руках. Холодная вода тут же обожгла разгоряченную кожу, Аманда вздрогнула всем телом, открыла глаза и стала вырываться изо всех сил. Адам все дальше заходил в воду и приговаривал спокойным голосом:

— Аманда, не надо бояться. У тебя сильный жар, и его можно снять только таким способом. Вот видишь, разве тебе не стало немного легче? — Она все еще продолжала вырываться, но уже не так сильно. — Аманда, милая, я стараюсь помочь тебе поправиться. Успокойся, и пусть вода снимет жар. Вот так, хорошо, скоро тебе станет легче.

Через четверть часа Адам мог с уверенностью сказать, что жар спадает, но вдруг у Аманды начался сильнейший озноб. И снова Адам до смерти перепугался.

— О Господи, — шептал он, впервые в жизни испытывая такое отчаяние, — не дай Бог, я сделал ей хуже!

Он осторожно положил Аманду на одеяло, потом схватил ее платье и стал растирать обнаженное тело. Сделав все, что можно, он завернул больную в одеяло как маленького ребенка.

Однако Аманду по-прежнему била дрожь, озноб не прекращался. Адам испугался, что переусердствовал с холодной водой: жар стал намного слабее, но девочка могла успеть простудиться — а в ее состоянии малейшая простуда неизбежно привела бы к тяжелейшему воспалению легких. Густые влажные волосы в беспорядке лежали вокруг головы, и Адам попытался вытереть их краем платья. Ему стало страшно.