Они приехали 14 сентября. Паром из Сплита был полон — много туристов, но больше местных. Они ездят на материк за покупками — там дешевле. На островах урожаи скромные. Распознать туристов несложно: едва солнце начало неотвратимо клониться к воде, они все скопились на правом борту и нацелили свои объективы. Паром медленно проплывал мимо многочисленных островков, потом Куницкому вдруг показалось, что они вышли в открытое море. Неприятное ощущение, краткий момент паники, как будто чуть понарошку.

Они легко отыскали свой пансион под названием «Посейдон». Хозяин, бородач Бранко, в футболке с изображением морской раковины, перешел на ты и, панибратски похлопывая Куницкого по плечу, провел их с женой на второй этаж узкого каменного дома, стоявшего на самом берегу, и с гордостью показал квартиру. В их распоряжении — две спальни и маленькая угловая кухонька с ничем не примечательным гарнитуром из ламинированного ДСП. Окна выходят на пляж и открытое море. Под одним из окон как раз расцвела агава — цветок, венчающий мощный стебель, триумфально возносился над водой.

Куницкий достает карту острова и мысленно перебирает варианты. Она могла заблудиться и просто выйти к шоссе в другом месте. Теперь небось ждет его где-нибудь, а может, остановит попутку и поедет — куда? Судя по карте, шоссе извилистой линией проходит через весь остров: можно кататься по кругу, не выезжая к морю. Именно так они осматривали Вис[10]несколько дней назад. Куницкий кладет карту на пассажирское сиденье, на сумочку жены, и трогается. Едет медленно, высматривая их среди олив. Но через несколько километров пейзаж меняется: вместо оливковой рощи — каменистые пустоши, поросшие выгоревшей травой и ежевикой. Белые известковые камни щерятся, словно огромные зубы, выпавшие из пасти какого-то дикого существа. Куницкий проезжает пару километров и возвращается. Теперь справа от него — неправдоподобно зеленые виноградники и, изредка, маленькие каменные сарайчики для инструментов — пустые и мрачные. В лучшем случае она заблудилась, а вдруг потеряла сознание? Она сама или малыш — ведь сейчас так душно и жарко. Может, им нужна помощь, а он, вместо того чтобы действовать, разъезжает по шоссе. Ну да, какой же он дурак, что только теперь подумал об этом. Сердце у Куницкого начинает биться сильнее. Может, у нее солнечный удар. Или нога сломана.

Он возвращается на прежнее место и несколько раз сигналит. Проезжают две машины с немецкими номерами. Куницкий смотрит на часы: прошло около полутора часов, значит, паром уже ушел. Заглотнул машины, закрыл ворота и двинулся в море — мощный белый корабль. С каждой минутой их разделяет все более широкая полоса равнодушного моря. Куницкому чудится что-то недоброе, от чего пересыхает во рту, что-то, ассоциирующееся с этим мусором на обочине, с мухами и человеческими отходами. Теперь ему все ясно. Они пропали. Исчезли, оба. Куницкий уже понимает, что не найдет их среди олив, но все равно бежит туда по сухой тропке и кричит, не надеясь услышать ответ.

Пора послеобеденной сиесты, городок почти пуст. На пляже, у самой дороги, три женщины запускают синего воздушного змея. Паркуясь, Куницкий отлично их видит. На одной — светлые кремовые брюки, обтягивающие толстые ягодицы.

Бранко он обнаруживает за столиком небольшого кафе. С ним двое мужчин. Они пьют пелинковац[11]— со льдом, точно виски Увидев Куницкого, Бранко удивленно улыбается.

— Что-то забыл? — спрашивает хозяин.

Мужчины пододвигают ему стул, но Куницкий не садится. Он хочет рассказать все по порядку, переходит на английский, одновременно, словно бы другой частью мозга, соображая — как в кино, — что́ полагается делать в подобных ситуациях. Говорит, что они пропали — Ягода и малыш. Говорит когда и где. Говорит, что искал, но не нашел. Тогда Бранко спрашивает:

— Вы поссорились?

Куницкий отвечает, что нет, и не лукавит. Двое мужчин допивают пелинковац. Куницкий бы тоже не отказался. Он ощущает во рту сладковато-пряный вкус. Бранко медленно берет со стола пачку сигарет и зажигалку. Мужчины тоже встают — тяжело, словно перед боем, а может, им просто хочется посидеть еще в тени маркизы. Вся троица готова ехать на место происшествия, но Куницкий настаивает, чтобы сначала сообщили в полицию. Бранко колеблется. Его черная борода простегана лучиками седых волос. На желтой футболке — красная ракушка и надпись «Shell».

— А может, она на море пошла?

Может, и пошла. Решено: Бранко и Куницкий вернутся на шоссе, остальные пойдут в полицию — звонить в Вис. Бранко объясняет, что в Комиже только один полицейский, а настоящее отделение — в Висе. На столике остаются стаканы, в них тает лед.

Куницкий без труда находит тот маленький пятачок у обочины, где он тогда остановился. Ему кажется, что это было сто лет назад, время теперь течет иначе — густое и терпкое, состоящее из ряда эпизодов. Из-за белых туч выглядывает солнце, вдруг становится жарко.

— Погуди, — говорит Бранко, и Куницкий сигналит.

Звук протяжный, жалобный, словно голос какого-то зверя. Он затихает и раскалывается на крошечные эха цикад.

Время от времени перекликаясь, Бранко с Куницким идут по зарослям олив. Встречаются они только у виноградника и, мгновение посовещавшись, решают поискать. и здесь. Они шагают в тени лоз, окликая пропавшую женщину: «Ягода, Ягода!» Куницкий вдруг осознает значение имени жены, он совсем забыл о нем, но теперь ему кажется, будто все это какой-то древний ритуал, таинственный, гротескный. С лоз свисают набухшие темно-фиолетовые грозди — и извращенно-многократно умноженные соски, а он плутает в лиственных лабиринтах, выкрикивая: «Ягода, Ягода». К кому он обращается? Кого зовет?

Куницкий на мгновение останавливается — закололо в боку, стоя между рядами виноградных лоз, он сгибается пополам. Погружает голову в тенистую прохладу, голос Бранко, приглушенный листвой, затихает, и теперь Куницкий слышит жужжание мух — привычную основу ткани тишины.

За этим виноградником — отделенный от него только узкой тропкой еще один. Куницкий и Бранко останавливаются, Бранко звонит по мобильному. Он повторяет два слова — «žena» и «djete»[12], ничего больше Куницкому разобрать не удастся. Солнце делается оранжевым, огромное, опухшее, оно слабеет на глазах. Еще мгновение — и можно будет заглянуть ему в лицо. Теперь виноградники приобретают насыщенный темно-зеленый цвет. Две фигурки стоят в этом зеленом полосатом море, беспомощные.

К наступлению сумерек на шоссе уже собираются несколько автомобилей и группа мужчин. Куницкий сидит в машине, на которой написано «Полиция», и с помощью Бранко отвечает на сумбурные, как ему кажется, вопросы крупного потного полицейского. Говорит он на простом английском. «We stopped. She went out with her child. They went right, here[13], — он машет рукой. — I was waiting, let’s say, fifteen minutes. Then I decided to go and look for them. I couldn’t find them. I didn’t know what has happened»[14]. Куницкому дают тепловатой минеральной воды, он жадно пьет. — «They are lost»[15]. И еще раз повторяет: «Lost»[16]. Полицейский звонит куда-то по мобильному. «It is impossible to be lost here, my friend»[17], — говорит он Куницкому. Потом отзывается рация. Только через час они неровной цепью трогаются вглубь острова.