— затем обезвоженный препарат погружают в ванну из силиконовых полимеров и вакуумную камеру;

— в вакууме ацетон испаряется и заменяется силиконовым полимером, достигающим глубинных слоев тканей;

— силикон затвердевает, сохраняя упругость.

Я прикоснулась к препарированным таким образом почке и печени — они напоминали резиновую игрушку из твердого каучука, мячик, который бросают дрессированной собаке. Граница между искусственным и подлинным здесь весьма расплывчата. Меня тревожило ощущение, что эта техника навсегда превращает оригинал в копию.

Он снял ботинки, рюкзак поставил себе в ноги и теперь ждет, когда объявят посадку. Густая темная щетина, почти лысый, возраст —. между сорока и пятьюдесятью. Он похож на человека, недавно осознавшего, что не слишком отличается от других, то есть, можно сказать, на него снизошло своего рода озарение. Лицо еще хранит следы этого шока: глаза опущены — он смотрит только на собственные ботинки, вероятно, чтобы не скользить взглядом по окружающим, мимика и жесты отсутствуют — они больше не требуются. Посидев так, он достает тетрадь, красивый блокнот, ручной работы, вероятно, купленный в одной из тех лавочек, которые дорого продают дешевую продукцию стран третьего мира, на обложке из рециклинговой бумаги видны черные буквы Traveller’s Log Book. Блокнот заполнен на треть. Человек кладет его на колени, и черная гелевая ручка выводит первую фразу.

Тогда я тоже вынимаю свой бортовой журнал и заношу туда этого пишущего мужчину. Вполне возможно, что и он в эту минуту пишет: «Женщина, которая записывает. Сняла ботинки, рюкзак поставила себе в ноги…»

Не стесняйтесь, думаю я о других, о тех, что ждут посадки, достаньте свои дневники и пишите. Ведь нас много — записывающих. Мы не сводим глаз с собственной обуви, не подаем виду, что наблюдаем друг за другом. Давайте записывать друг друга — это наиболее безопасный способ коммуникации, давайте обменивать друг друга на буквы и инициалы и запечатлевать на листочках бумаги, подвергать друг друга пластинации, погружать в формалин фраз.

Вернувшись домой, положим заполненный дневник рядом с остальными — в коробку за шкафом, в нижний ящик письменного стола, на полку в тумбочке. Там описаны наши прежние путешествия. Подготовка к ним и счастливое возвращение. Восхищение закатом на грязном пляже, усеянном пластиковыми бутылками, и вечер в душном отеле. Экзотическая улица, где больная собака выпрашивала еду, но у нас не было ни крошки, и дети, обступившие нас в городке, где шофер автобуса охлаждал перегревшийся радиатор. Есть там и рецепт арахисового супа, по вкусу напоминавшего отвар половой тряпки, и глотатель огня с обожженными губами. И как мы тщательно подсчитывали расходы и безуспешно пытались срисовать орнамент, на мгновение привлекший наше внимание в метро. Странный сон, приснившийся в самолете, и красота буддийской монахини в серых одеждах, за которой мы стояли в какой-то очереди. Тут будет все, даже моряк, отбивающий чечетку на пустой набережной, откуда раньше уходили пассажирские корабли.

Кто это прочтет?

Сейчас откроется выход. Вот уже хлопочут у стойки стюардессы, а пассажиры, прежде погруженные в летаргический сон, встают, подхватывают ручную кладь. Ищут посадочный талон, без сожаления откладывают недочитанные газеты. Каждый мысленно подводит безмолвный итог: всё ли на месте, паспорт, билет, кредитные карточки, не осталось ли наличности. Куда летим. И — зачем. Найдем ли там то, что ищем, правильное ли выбрано направление.

Стюардессы, красивые словно ангелы, проверяют, насколько мы готовы к путешествию, и плавным движением руки позволяют нам погрузиться в мягкую, устланную ковровой дорожкой округлость туннеля, который приведет нас на борт самолета, а после, студеными воздушными путями, — к новым мирам. В улыбке девушек, как нам кажется, скрыто некое обещание: возможно, мы родимся вновь, и на сей раз — в нужную минуту, в нужном месте.

1. Вена — Наррентурм — Патологоанатомический государственный музей, Spitalgasse 2.

2. Вена — Йозефинум, Музей Института истории медицины, Wahringerstrasse 25.

3. Дрезден — Немецкий музей гигиены, Lingnerplatz I, Gläsernen Menschen.

4. Берлин — Берлинский медико-исторический музей клиники Шарите, Schumannstrasse 20–21.

5. Лейден — Музей Бурхаве, Хоспис св. Цецилии, Lange St. Agnietenstraat 10.

6. Амстердам — Музей Фролика, Академический медицинский центр, Meibergdreef 15.

7. Рига — Музей истории медицины им. Паула Страдыня, 1 Antonijas iela, 1, а также Музей анатомии, Kronvalda bulvāris 9.

8. Санкт-Петербург — Музей антропологии (Кунсткамера), Университетская набережная, 3.

9. Филадельфия — Музей медицинской истории Мюттера, 19 South 22nd Street.