— Если мы сейчас опять нарвемся на неприятности, то будет весело, — вздохнула работница Борделя.

— Заметь, на этот раз все происходит не из-за моей неуклюжести.

— Ну, это мы еще посмотрим.

Инфион отчаянно вздохнул и начал прорезать свой путь дальше, выбрав путеводной звездой маячивший силуэт Ромио. Если бы на такую звезду ориентировались моряки, то каждое второе плавание заканчивалось бы плачевно.

Вскоре, волшебник ощутил под ногами ступеньки, ведущие на крыльцо дома с горящими окнами. К своему удивлению, до двери работник Бурта добрался даже не споткнувшись.

Лолли устало оперлось спиной о каменные перила.

— У нас еще есть шанс не нарываться на неприятности, — начал Инфион, но его голос тут же прервался громким стуком в дверь.

Ромио гордо встал перед входом, дожидаясь реакции жителей дома. Волшебнику казалось, что они играют в дурацкую детскую игру «постучись в незнакомую дверь и спрячься». Самым страшном в этой версии забавы было то, что прятаться запрещалось.

Мелодия ночи вновь заполнила все вокруг — никакого ответа не последовало. Даже шарканье шагов, актуальное в такой ситуации, не посчитало нужным прозвучать.

— Ну, может, оно и к лучшему, — расслабился Инфион и присел на крыльцо.

Дважды «неместный» проигнорировал эти слова и вновь забарабанил в дверь.

Ничего не изменилось.

А потом послышались шаги.

Стремительные, надвигающиеся и шаркающие. Но раздались они не изнутри дома, как это должно было быть, а откуда-то из тумана. Шарканье становилось громче, пока некая фигура не ворвалась на крыльцо и чуть не споткнулась о сидящего Инфиона.

Наступила немая сцена, в процессе которой новоприбывшая фигура поднялась и отряхнулась.

— Эээээ, — протянул незнакомец и на всякий случай крепко схватился за свой саквояж, — что вам угодно?

— Извините, но мы… — начала Лолли.

— Хотели бы переночевать и подумали, что в этом доме можно было бы остановиться, потому что здесь горят почти все окна, — закончил Ромио, язык которого явно решил устроить себе километровую пробежку.

— Мне нравится, как вы мыслите, — слегка рассмеялся незнакомец. — С окнами вы не угадали, но да, здесь можно остановиться. Если есть, чем платить, конечно.

— А вы, эммм…

— Чтобы не смущать вас, скажу сразу, что — я хозяин этого дома. Если вам интересно знать мое имя — то выдаю его с потрохами. Ш’Мяк.

Хозяин открыл дверь, выпустив порцию света, а потом вошел в свои владения. Ромио тут же последовал за ним, а вот Лолли и Инфион, немного, мягко сказать, удивленные всем происходящим, еще немного постояли на крыльце. Но свет и тепло магнитом затягивали внутрь.

Дверь захлопнулась, когда вся троица оказалось на мягком коврике.

— Насчет света, молодой человек, — Ш’Мяк скинул большой бледно-желтый цилиндр и расстегнул пальто того же цвета. — Я всегда оставляю его включенным, так, на всякий случай.

— У меня назрел другой вопрос, — Инфион нервно вытирал ноги о коврик. — Почему никто не отреагировал на стук?

Хозяин дома рассмеялся.

— Потому что здесь никого не было, разве не очевидно?

— Но вы же сами сказали, что тут живут люди, — мозг волшебника скручивался в один большой знак вопроса.

— Но это не мешает тому, что на данный момент здесь никто не живет. Считайте это чем-то наподобие…. Ммм… Даже не знаю, как сказать. Ночлежкой, что ли. Хотя нет, плохое слово — какое-то грязное. Если мне придет в голову другое, я скажу вам.

Ш’Мяк повернул голову, которая напоминала редиску с бородкой, в сторону Лолли.

— Судя по тому, что девушка уже спит, я предлагаю вам задать все вопросы завтра. А сейчас, эм, занимайте любую комнату на втором этаже.

Работница борделя дремала в сторонке, опершись о стенку. Инфион растолкал ее.

— Если этот Ш’Мяк такой же, как твоя Фить’иль, то нам будет определенно весело. Не в самом веселом смысле этого слова.

— Ну, пока что он не похож на нее. Но раз у нас появился шанс переночевать, надо им воспользоваться.

— А вы не хотели стучаться, — Ромио поднимался на второй этаж с гордым видом и выпяченной вперед грудью. — Все-таки, я дважды «неместный», так что разбираюсь в таких вещах.

Лолли и Инфион рассмеялись, но лишь в головах. У звука не хватило сил выбраться наружу. Глаза, обрадовавшись приятному свету, стали закрываться сами собой, совсем позабыв о тумане на улице.

Но он никуда не делся.

Туман был настолько хитер, что стал бы отличным домушником — он проникал в любые щели, извивался, огибал препятствия. Проникал он и через канализационные решетки, спускаясь все глубже и глубже, как водолаз. Там, внизу, ночь сгущалась — становилось не сказочно-синей, а серо мрачной, в какой-то степени полумертвой.

Лицо Магната треснуло, когда ящик разломился. Тот, кто сделал это, работал с предельной аккуратностью.

— И зачем ты разломал его?! Мы могли лишиться, лишиться!.. содержимого, — прозвучал голос, лишенный какой-либо окраски или уникальности. По крайней мере, глубинные, подземные условия делали его таким. Полумертвая ночь закапывала в могилу и голоса.

— Он не хотел открываться по-человечески. К тому же, я действовал предельно аккуратно.

Эти слова явно принадлежали другому человеку, но ничто не делало их каким-то другим, отличными от всех остальных. Вот она — настоящая ассимиляция…

Коробки, будь у них уши, вслушивались бы в этот небольшой разговор. Но они лишь стояли с открытыми крышками в подземной ночи, оголив свои внутренности. Красная карамель легонько блестела во мраке, как фонарики удильщиков в глубинах океана.

А потом кто-то решил порыться в одном из ящиков, создав новый звук, напоминающий звон колокольчиков и удары стеклянных бокалов друг о друга. Но услышать его можно было лишь под улицами, и ночь, что была полной хозяйкой там, схоронила его, не дав вырваться наружу.

Оно и к лучшему.

Ночь сторожила город до поры до времени, а потом ее смена закончилась — и утро сменило свою коллегу, продолжая нескончаемый дозор. Вместе с мраком скрылся бесконечный легион звезд во главе с генералом луной и партизанский туман, растворившийся незаметно, как, собственно, и положено партизанам.

Свет змеей полз по черепичным крышам. Если бы он оставлял хоть какие-то видимые следы, то они напоминали бы причудливые ленточные узоры, вьющиеся, как серпантин. Этот серпантин, брошенный с небес, в конце концов долетал до окон и врывался внутрь.

Одна из ленточек попала прямо в прищуренные глаза Инфиона, которые он тут же принялся тереть. Это, конечно же, не помогло — слипшиеся веки стали слипаться еще больше, а взгляд затянуло мутной утренней пленкой.