Вскоре появились другие проблемы, которые необходимо было срочно решить: например, голова у меня была не покрыта. Но так как мужчинам велели снять головные уборы, а у моего соседа имелась шляпа, я попросила его одолжить ее мне и надела. Но и это было не все.

— Вы не можете войти туда в брюках, — сказала мне Крусифиха.

Мой плащ был достаточно длинным, с пуговицами до самого низа и ремнем, так что я застегнулась получше и, не сходя с места, сняла джинсы.

— Теперь я в юбке, — сказала я.

— Но вы не должны брать с собой фотоаппарат.

— Мне нужно сделать хотя бы один снимок…

— Это исключено. Он боится вспышки.

Я объясняла, я умоляла, но так ничего и не добилась: пришлось оставить камеру Марухите де Пелаэс, той самой сеньоре в синем плаще. Это меня доконало. Время шло, а у меня еще не было «истории», я до сих пор не видела ничего определенного, что представляло бы интерес для журнала, а теперь оказывается, что мне и фотографий сделать не удастся. Похоже, о статье надо забыть: если там не будет снимков, шеф без разговоров зарежет мою работу.

В конце концов мы тронулись с места, но не успели продвинуться и на двадцать шагов, как возникло еще одно препятствие, наиболее оригинальное из всех.

Остановив колонну, сестра Крусифиха вновь вцепилась своими когтистыми пальцами в мое плечо и, отведя в сторону, озадачила меня следующим вопросом:

— Скажите, вы сейчас в нечистоте?

— В нечистоте? В какой-такой нечистоте?

— Я хотела сказать, нет ли у вас менструации…

Я сообразила, что речь идет о каком-то древнем суеверии, согласно которому присутствие менструальной крови заставляет вино горчить, а железо ржаветь, и кто знает, что она может сделать с ангелами… Я испугалась, что меня так и не допустят в пещеры.

— Нет, сеньора, я чиста. — Это была правда, преподнесенная на языке, показавшемся мне подходящим по стилю к ее вопросу.

— Вы можете точно сказать, когда у вас была последняя менструация?

Это был уже перебор. Сестра Крусифиха вела себя не только как библейский пророк-женоненавистник, но как гинеколог на полугодичном обследовании, и я готова была послать ее ко всем чертям — ее, ангела и свой журнал в придачу. Но я сдержалась. Что я теряю, ответив? Точную дату я, разумеется, не помнила — никогда не следила за своим циклом, — поэтому ляпнула первое, что пришло в голову:

— Ровно пятнадцать дней назад.

Думаю, ответ ее удовлетворил, во всяком случае она позволила мне вернуться к остальным, и мы начали восхождение по желтой тропинке, вьющейся среди зарослей акации и мокрого дрока.

— Эти семена очень ядовиты, не вздумайте их есть, — предупредил меня сосед, указывая на зеленые стручки, в изобилии свисающие с кустов.

Мне никогда бы и не пришло в голову пробовать их на вкус, но, тем не менее, я поблагодарила его за заботу.

Мы шли недолго, всего минут десять, пока наконец не достигли отверстия в скале, до середины приваленного гигантским камнем. Это и был вход в пещеры.

Если пару часов назад я была полна энтузиазма, то сейчас чувствовала тупое безразличие и совершенно не желала заходить, словно ангел заранее меня разочаровал. Теперь я была совершенно уверена, что речь идет о мошеннической проделке какого-то пройдохи или, что еще хуже, о хитрой затее людей благонамеренных. Пока мы ждали, негодование росло в моей душе. Кого они там держат? Гермафродита? Прокаженного? Может, там сидит человек-слон или Каспар Хаузер?[6]Кто на сей раз стал несчастной жертвой предрассудков и невежества?

Сестра Мария Крусифиха вновь принялась за свои наставления, теперь уже обращенные ко всем:

— Сейчас вы войдете в пещеры Бетеля, местопребывание ангела. Обувь вы должны снять и оставить у входа, так как ступаете на Святую Землю. Когда окажетесь внутри, вы должны петь Трисвятую песнь или Славословие серафимов, так как это единственный язык, который понимает ангел. Ничего другого не произносите, так как иные звуки человеческой речи ему неприятны. Для тех, кто не знает, Серафимова песнь звучит так: «Свят, Свят, Свят Господь…»

— «Свят, Свят, Свят Господь…»

— Те, кто принес животных, оставьте их здесь. То же самое с любыми дарами или подношениями. Ангела не кормить, криками не пугать и дотронуться до него не пытаться. Никому не отставать — в пещерах легко потеряться, выходить непременно всем вместе.

Крусифиха выводила по памяти череду своих наставлений, словно стюардесса, рассказывающая в начале полета о средствах спасения. Я зажмурилась, чтобы не видеть, как мой сосед станет сворачивать голову курице, прежде чем оставить ее у входа, но он обошелся без этого — просто положил живую птицу куда было велено, рядом с пластиковым пакетом с инжиром.

Одним толчком могучего плеча Свит Бэби Киллер отодвинула камень, прикрывающий вход. Когда подошла моя очередь, я наклонила голову, чтобы не стукнуться, и вошла — в нос ударил неприятный запах сырости. Запах центра земли, подумала я, и запах вечности. Последняя мысль пришла мне на ум потом, вероятно, под впечатлением от происходящего, добавила про себя: или запах могилы? Да, скорее всего именно могилы.

По мере того как мы продвигались вперед, вокруг становилось темнее и просторнее, мы постепенно выпрямляли спины, следуя за сестрой Крусифихой, которая держала в руке фонарик с подсевшими батарейками. «Свят, Свят, Свят…» Мы углублялись во мрак, поддерживая друг друга, потому что почти ничего не видели. «Свят Господь…» Больно было ступать босыми ногами по скользкой и очень холодной глине.

Мы шли, с большой осторожностью делая каждый шаг, будто где-то впереди могла разверзнуться бездна. Своды пещеры поднимались все выше, так что уже нельзя было дотянуться до них рукой. Я почувствовала на лице дуновение ветра, появилось ощущение, что мы приблизились к большому пустому пространству. Все это было до ужаса абсурдно. «Свят, Свят, Свят…» Я затерялась где-то в недрах земли, босиком, в чужой шляпе, бормоча слово «свят» и дрожа то ли от холода, то ли от волнения, то ли от страха.

— Нужно подождать здесь, — приказала Крусифиха. Слабый луч ее фонарика плясал, выхватывая из темноты участки выщербленных каменных стен.

Не очень-то приятно ждать в темноте появления кого-то неизвестного, особенно если предполагается, что у него есть крылья и он может спикировать сверху. Люди вокруг заметно нервничали, мы сбились в более плотную группу и громче запели Серафимову песнь — ведь это был единственный способ наладить контакт со сверхъестественным миром. Я начала сомневаться, было ли долетевшее до меня дуновение настоящим ветром — скорее всего летучие мыши касались нас своими крыльями. А вдруг внизу бегают крысы? Так как было невозможно вести счет времени, все словно замерло, реальный мир остался там, с другой стороны, клаустрофобия — или страх? — сдавливала горло.