— Не будь идиотом, Крис, — сказала ему Лорен. — Ты хотел карьеры — вот она! Я выхожу замуж за босса, за мистера Джеймса Тайбби — и помогаю вам во всем. Иначе так и будешь подавать надежды до самого маразма. Предложение сделаешь сегодня же. Понял?

И он склонил голову.

7

— …А знаете, как ребята шутят? Мол, мужеложцев надо бы приберечь. Иначе чем мы станем заниматься, когда евреи кончатся? Кстати, шеф, мы почти на месте. Справа километровый столб был, заметили?

И вновь Харальд Пейпер предпочел промолчать. На месте? Интересно, на каком? Приказ от начальства получал он, а не болтливый унтерштурмфюрер. Лично, один на один! Про место исполнения не было сказано ни слова, Козел лишь небрежно бросил: «Как обычно!»

Сын колдуна поглядел на улыбающегося напарника — и все стало на свои места. Он, Харальд Пейпер, член югенбунда с 1923-го, НСДАП — с 1927-го, «старый боец» с золотым партийным значком, без минуты — штурмбаннфюрер СС, офицер для особых поручений при шефе СД, списан в расход. И жить ему только до той секунды, когда черное авто затормозит. Все прочее, включая объект исполнения на заднем сиденье — именно для того, чтобы он понял эту простую истину только сейчас, за минуту до гибели.

Еще чуть-чуть — и взвизгнут тормоза. Дорога, ночь, и Смерть глядит в глаза.

* * *

Девять минус пять… После операции в Швейцарии уцелели четверо — они с Хуппенкотеном и двое оперативников. В Рейх, однако, вернулись трое — один из парней, шофер этого самого «мерседеса», получив срочное задание, отбыл неведомо куда.

Четверо минус один.

Еще один — в отпуске, причем не обычном, а длительном, для лечения и поправки здоровья. Вылечат!..

Еще минус один!

Неправда, что начальство убирает всех свидетелей. Это для книжек — и для шпионских фильмов. Одного, причем толкового, с авторитетом, обязательно следует оставить для подстраховки. И лучше всего, чтобы этот свидетель висел на надежном крючке. Он, Гандрий Шадовиц — сорб, выдавший себя за немца. Интересно, на каком крючке висит унтерштурмфюрер Хуппенкотен? Симпатичный такой, белокурый, губастенький?

Черное авто никак не могло продавиться сквозь невидимое стекло, белый огонь рассекал ночь, совсем рядом поджидала зеленая бездна… Сейчас Хуппенкотен не выстрелит, слишком велика скорость — но и остановки ждать не станет. Значит, как только начнет тормозить. Сколько осталось? Минута? Нет, наверняка меньше!

«Вы — параноик, Харальд. Вот и действуйте, как параноик».

Ночь сгинула, уступая место бездонной белой пустоте. Никого и ничего, лишь два улыбающихся портрета. Слева — хмурый, насупленный Агроном при обязательном пенсне, справа — Козел, жиденький чубчик, щелочка губ. Соратники, лучшие друзья, партайгеноссен…

Verdammte Scheisse![13]

Два года назад Агроном спас своего давнего знакомца, отправив в командировку перед самой «ночью длинных ножей». Козел, готовивший операцию «Колибри», не поленился вписать «старого бойца» Пейпера в очередной список. В тот раз не вышло — Агроном, выждав нужное время, сумел поговорить с фюрером. Рем, Грегор Штрассер — и еще больше тысячи таких же «старых бойцов» — уже мертвы, Бесноватый, упившись кровью до икоты, решил не настаивать…

Смерть промахнулась, и не в первый раз. Но этой ночью, видно, пробил час.

Сын учителя из маленького сорбского города Шварцкольма, что в Саксонии, вновь прикрыл веки, всего на миг, опуская зеленый занавес над закончившейся жизнью — второй, если считать с того дня, когда они с братом уехали из дому. А что впереди? Третья? Или…

Хуппенкотен, убрав ногу с педали газа, оторвал правую руку от рулевого колеса… Не успел. Гандрий Шадовиц убил его выстрелом в висок — почти в упор, пачкая салон темными пятнами крови…[14]

…Бросив пистолет, перехватил руль, чудом отвернул от края кювета. На какой-то миг мир дрогнул, явь стала навью, окрасив пространство зеленым огнем…

8

Два года назад преподавателя столичной Академии искусств Анну Фогель отправили на внеплановую стажировку, и не куда-нибудь, а в город Париж. Мечта! Коллеги глядели с плохо скрытой завистью, ректор с чувством пожал руку, министр культуры угостил чашкой хорошего кофе, удостоив приватной беседы.

— Сколько ты продержишься на оперативной работе? — спросил ее другой министр, заправлявший отнюдь не культурой. — Три-четыре года, и это в лучшем случае. А что потом, Анна? Твоя Академия? Неужели ты не достойна большего? Ублюдки, которых я потом расстрелял, сломали тебе жизнь, закрыли путь на большую сцену. Но есть другая сцена, где тоже можно стать первой. Начать, конечно, придется с малого, допустим, с обычного кабинета в министерстве.

Секретный агент Мухоловка даже не обиделась — рассмеялась.

— Эрц! Хочешь усадить меня за стол и тыкнуть носом в бумаги? В следователи не возьмут, я же не юрист. Что остается? Отдел полицейской статистики? Ты это представляешь?

Станислас Дивич укоризненно покачал головой.

— Анна! Прежде чем критиковать непосредственное начальство, следует проанализировать посыл. Я сказал «министерство». Но разве мое министерство — единственное?

Стажироваться выпало непосредственно при посольстве. Помощник атташе по культуре: организация выставок, гастролей, презентаций, ни к чему не обязывающие встречи с коллегами по работе, такими же серыми мышками в штате дипломатических представительств, разбросанных по столице Французской республики.

— При посольствах всегда работали разведчики, — объяснил ей атташе, улыбчивый мужчина с неистребимой строевой выправкой. — Век назад шпионов решили легализовать, понятно, на основах взаимности. Так появились «военные агенты». Однако разведка бывает не только военной. Ей тоже разрешили работать легально, само собой, при соблюдении определенных правил. Но как прикажете именовать руководителя нашей агентуры во Франции?