Бьянки снова садится на мое место с самоуверенным видом, бросая на меня знающий взгляд.

Я скриплю зубами и занимаю парту в другом месте, ненавидя то, что новенький вынудил меня отступить перед всеми. Если бы не профессор, подоспевший так вовремя, я уверен, что заставил бы его отступить. Хотя то, как он смеялся, пока я бил его, заставляет меня задуматься о том, сколько боли он может вынести.

— Что за хрень с этим парнем? — Шепчет Дэмиен, садясь за пустую парту рядом со мной.

Я пожимаю плечами.

— Понятия не имею, но, по крайней мере, он не натравил на меня Ниткина.

Я не могу отрицать, что тот, кто достаточно смелый, чтобы противостоять мне в свой первый же день, заслуживает уважения.

— Верно, — отвечает Дэмиен, открывая учебник.

— Сегодня мы узнаем о частях тела, которым можно причинить наибольшую боль.

Выражение глаз профессора Ниткина — это чистая садистская радость при объявлении об этом. Он чертов сумасшедший сукин сын, наказания от которого боятся все, даже я. Хотя вслух я бы в этом не признался.

— Откройте, пожалуйста, страницу семьдесят шесть в своем учебнике.

Я листаю страницы, описывающие архаичные ритуальные пытки и убийства. Трудно поверить, что подобные книги существуют, но мейнстрим похоронил их. Только Академия Синдиката была настолько испорченной, чтобы раскопать их.

Я откидываюсь на спинку стула и отключаюсь от классной рутины, поскольку вряд ли мне нужно узнавать о пытках больше, чем меня научили в семье. Картель славится творческим подходом к своим жертвам.

Мысли блуждают по хорошенькому маленькому питомцу, и я ненавижу себя за это. У меня сводит живот от мысли, что девушка, которую я ненавидел больше, чем кого-либо другого, превратилась в навязчивую идею, которую я не могу выкинуть из головы. Одержимость может быть опасной вещью, даже если она порождена глубоко укоренившейся ненавистью.

Глава 4

Наталья

Прошло три дня с тех пор, как Элиас шантажировал меня. В течении этих трех дней меня не покидает чувство, что засранец нарочно избегает меня, заставляя оглядываться через плечо на каждом шагу. Я жду, что он ударит в любой момент, и мне это не нравится. Жизнь в академии всегда была такой с тех пор, как он приехал, но теперь я чувствую себя еще хуже, зная его намерения относительно меня в этом году.

Он присылал мне сообщения, изводя глупыми комментариями, но я не отвечала на большинство из них. Несколько раз я посылала односложные ответы, однако если он думает, что может держать меня за дуру, пусть подумает еще раз. Да, у него есть рычаги влияния на меня и мою семью, но он ясно дал понять, чего хочет взамен. Мою невинность. Я отдам ее ему, чтобы обезопасить свою семью, но не позволю обращаться со мной как с рабыней, которая должна делать все, что он скажет.

Воспоминания о том, как он прикасался ко мне в пустом классе, вызывают непроизвольную дрожь по спине. После всего, что он делал со мной на протяжении многих лет, он жаждет окончательного контроля надо мной — сексуального подчинения. Это отвратительно, извращенно и именно то дерьмо, которое можно было ожидать от него.

Чувство тревоги охватывает меня, когда я иду по пустому коридору на свое следующее занятие, поскольку у меня не было первого урока. Я иду быстрее, так как у меня появляется ощущение, что кто-то идет следом, заставляя моё сердце колотиться в грудной клетке со скоростью тысячи миль в час.

— Не так быстро, Гурин, — раздается голос, который я узнаю где угодно. Он преследует меня в ночных кошмарах.

Я тяжело сглатываю, так как знала, что рано или поздно этот момент наступит, и останавливаюсь, поворачиваясь к нему лицом.

— Чего ты хочешь? — Спрашиваю я.

Бессердечная ухмылка расползается по его слишком красивым губам.

— Ты была очень плохой девочкой, Наталья.

Я сжимаю челюсти и делаю вид, что не понимаю, о чем он говорит.

— Понятия не имею, о чем ты.

Элиас сокращает расстояние между нами, возвышаясь надо мной во всем своем величии.

— Правда? — Его губы кривятся. — Тогда что это, черт возьми, такое? — он поднимает телефон, просматривая свои сообщения и мои ответы.

Я пожимаю плечами.

— Я ответила, не так ли?

— Не на все, — рычит он, в глазах ярость. — Ты как будто подталкиваешь меня позвонить Григорию Лебедеву и сказать ему, что я знаю, где скрывается его семья.

Я скрещиваю руки на груди.

— Ты сказал мне, чего хочешь за молчание. Лишить меня девственности, и я согласна, но в остальном я не буду делать всё, что ты говоришь, весь год.

Выражение его лица становится смертельным, он впивается в меня взглядом, а затем делает движение, и, крепко обхватывая пальцами мое горло, впечатывает меня спиной в стоящие рядом шкафчики.

— Очевидно, ты неправильно поняла, чего я хочу за свое молчание. — Его ноздри раздуваются, пока эти уникальные голубые глаза изучают мои. — Я сказал тебе, что ты будешь моим питомцем в течение одного года. Это означает то, на что похоже. Ты делаешь то, что я говорю, без вопросов, если хочешь, чтобы я молчал. — На его губах играет жестокая ухмылка. — Даже если я прикажу тебе ползти рядом со мной на четвереньках, как гребаная собака, ты не будешь задавать вопросов. Понятно?

Крепко сжатие его руки на моем горле вызывает ужас, и это заставляет меня испытывать стыд, как будто здесь стоит не восемнадцатилетняя, а двенадцатилетняя девочка, которая боится его.

— Да, — хриплю я, с трудом набирая в легкие воздух.

— Хорошо, — говорит Элиас, ослабляя хватку, но продолжает прижимать меня к шкафчикам. — А теперь на колени, — требует он.

Мои глаза расширяются.

— Что?

— Я сказал, на колени. — Тон его голоса убийственный.

Сердце так сильно колотится о грудную клетку, что я не уверена, что оно не вырвется из моего тела в любую минуту.

— Зачем?

Он хватает меня за плечи и опускает на пол, впиваясь в меня взглядом.

— Вытащи мой член, и я больше не буду просить.

Мой желудок падает, как груда кирпичей.

— Я не могу сделать это здесь, что, если…

— Сейчас же, Гурин. Или люди увидят. — Он смотрит на часы. — У нас есть восемь минут до окончания первого урока.

Я тяжело сглатываю и тянусь к молнии на его штанах, испытывая отвращение к себе за то, что моя киска намокла при мысли о члене этого сукиного сына. Он может быть привлекательным, но в прошлом делал со мной ужасные вещи, и этот