— Не нужны мне такие ученики! А научить-то мог бы вас многому! — при этом глаза его загорелись. — Видимо, и не знаете, что есть настоящие женщины дальше Вавеля и Кракова?

Воцарилась мертвая тишина. Неизвестно сколько бы она продолжалась, если бы не вскочил с места щеголь с редкими усиками:

— Может, кто-то дальше Вавеля и Кракова нигде и не любил. Я же, скажу вам, чудесно время в Италии проводил. Вот где женщины. Знойные, страстные, не то что наши.

— Наших не трогай, — послышался недовольный голос, — если нужно, любой итальянке фору дадут.

Старичок не обратил внимания на это возражение. Его заинтересовал щеголь:

— Говоришь, итальянки знойные?

— Знойные!

— Да я и без тебя это знаю, — старичку понравилось, что он оказался в центре внимания. — Но почему не говоришь, что там есть невеста из невест?

Щеголь растерялся:

— Ничего не слышал о ней…

— А я многое слышал!

— О ком?

— Не тяни!

— Быстрее называй имя.

— Бонна Сфорца, — победоносно сказал старичок и сел на свое место.

Тут-то многие вспомнили, что и в самом деле есть в Италии та, которая может стать достойной кандидаткой на место королевы. Бонна Мария Сфорца — богатейшая из невест Италии.

— Но, видимо, желающих взять ее в жены немало, — кто-то засомневался.

— При чем здесь желающие? — старичок снова вошел в роль. — Важно, чтобы она сама пожелала выйти замуж за того, кто согласен стать ее мужем.

— А если не хочет Сигизмунда в мужья?

— Быть такого не может!

— Откуда подобная уверенность?

— Признаюсь честно. Я уже кое-какие справки наводил. Бонна Сигизмундом заинтересовалась. А теперь нужно…

— Его заинтересовать.

— Правильно, — старичок, убедившись, что находит единомышленников, улыбнулся. — И для этого…

— Показать ему портрет Бонны, — подсказал щеголь.

— А ты, смотрю, ничего парень, — похвалил старичок. — Но портрета мало…

— Мало? Что еще нужно?

— Молодо-зелено, — старичок не осуждал щеголя, да и никого из собравшихся не укорял. Просто отдался воспоминаниям о своей юности. А они (видно было по выражению его лица) вызывали в душе немало приятного. — В наше время…

Он задумчиво прикрыл глаза, а открыв их, мечтательно посмотрел по сторонам:

— Вам приходилось когда-либо пить вино из женской туфельки?

Старичок не ожидал ответа, он по-прежнему находился в плену своих воспоминаний, и это возращение в прошлое приносило ему радость:

— Снимаешь ее с ноги красавицы — миниатюрную, с узким носком. Наливаешь в туфельку вино и начинаешь пить. Медленно, маленькими глотками, а сам смотришь на красавицу, понимая, что она уже твоя. Однако спешить не стоит. Необходимо уметь чувствовать настоящую радость в этом ожидании. И только потом, когда красавица готова упасть к твоим ногам… Она к твоим, не только ты к ее…

На лице старичка появилось нечто иное, а не обычная радость. Что конкретно, трудно было понять. Но он сразу обмяк, глаза его наполнись невысказанной тоской, и он как-то обречено промолвил:

— Где моя молодость? — однако быстро совладал с собой: — Так вот, молодо-зелено, показываем нашему королю портрет Бонны и туфельку этой красавицы.

— А что, идея! — щеголь поддержал старичка.

Раздалось еще несколько уверенных голосов убежденных в том, что именно это является выходом из непростого положения, которое сложилось с женитьбой Сигизмунда. Правда, нашлись и те, кто засомневался в реальности осуществления задуманного.

— Портрет — куда ни шло. Найти его не так и трудно. А вот как с туфелькой быть?

— Найдем! — твердо сказал старичок, и чтобы убедить, что успех в этом деле реален, добавил: — Есть у меня люди, которые, если нужно, хоть из-под земли эту туфельку достанут. Конечно, за определенное вознаграждение.

— Будет вознаграждение!

— По кругу с шапкой пойдем, если нужно, и сложимся.

— Найдутся и те, кто, поддерживая Сигизмунда, сами профинансируют эту операцию.

— Тогда за дело, господа, — было видно, что старичок инициативу берет в свои руки. — Но больше действий, меньше шума. Наш подарок должен стать для короля сюрпризом.

— Вы имеете в виду Бонну Сфорца? — поинтересовался щеголь.

Старичок разозлился:

— Думать лучше надо. Сюрпризом станет портрет и ее туфелька.

Все могут не только короли, но и те, кто их поддерживает. Именно поддерживает, а не только клянется в любви и верности, а на самом деле палец о палец не ударит. Ввиду того, что решать судьбу Сигизмунда собрались как раз такие люди, то и действовали они быстро, решительно, умело.

Прошло не так много времени — и портрет Бонны, а главное, заветная туфелька с ее ноги, оказались в королевском замке.

За свою историю Вавель, конечно, немало пережил, и стены замка были свидетелями самых разных событий, однако то, которое произошло 4 мая 1517 года, хотя и не вошло в анналы истории, безусловно, стоит того, чтобы о нем знали.

Именно в этот день Сигизмунду был показан портрет Бонны Сфорца.

Король уже был наслышан о ней, знал о том, какая это красивая женщина. Но короли на то и короли, чтобы никому не верить на слово. Им всегда нужно вещественное доказательство. А таким доказательством стал портрет чудесной итальянки.

Сначала Сигизмунд рассматривал его молча, держа перед собой. Потом также молча отодвинул портрет на некоторое расстояние от глаз и, ни слова не говоря, продолжал любоваться обликом Бонны. После этого повертел его в руках, будто прицениваясь. И тогда из королевских уст послышалось: «Вот это женщина!» А поскольку толк в женщинах он знал и неизменно пользовался у них успехом, то сказанное означало, что Сигизмунд сделает все возможное, чтобы Бонна оказалась с ним рядом. А, принимая во внимание его семейное положение, равно и то, что избранница короля была очень богата, не стоило сомневаться в его решимости довести дело до победного конца.

Сигизмунд уже готовился давать распоряжения, чтобы итальянской красавице довели его отношение к ней, однако то, что увидел после созерцания портрета, привело его в шок.

Женских туфелек за свою жизнь он держал в руках немало. Как и неоднократно пил из них вино. И выпил столько, что, если бы можно было слить его вместе, не хватило бы самой большой посуды в Вавельском замке. Но ничего, подобного этой туфельке, ему никогда не попадалось. Она была не просто миниатюрной, а до того изящной, что, казалось, ничего подобного ей нигде не найти. У короля появилось такое впечатление, что туфелька не сшита из профессионально обработанной кожи, а сделана на одном дыхании — так у стеклодува из расплавленной массы получается чудесная чашка или горлышко сказочного сосуда. Сигизмунд не чувствовал ее веса — будто пушинка лежала на его ладони. Когда же повертел ее в руках, высокий каблучок из золота показался