Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А у меня, Кеша, между прочим, нет нужды искать оправдания. Наоборот, я сам могу Савелию кое-что высказать. Это было его указание, между прочим, если тебе неизвестно!
— Мне-то как раз известно. И что?
— А то, что я вчера получил из области такой втык, что пришлось перед ними на коленях извиняться!
— То есть как? — насторожился Керимов.
— А вот так, Кеша, позвонил мне среди ночи сам Кривенко и устроил такой разнос, что мало не показалось. Эти-то двое, оказывается, самого Кожаного спонсируют! Вот Кривенко, которому тут же доложила депутатша, ну жена одного из буратин, потребовал, чтоб я немедленно спустил это дело на тормозах и закрыл его, а иначе... Ну ты, Кеша, сам знаешь, на что способен Кожаный, когда идут поперек его воли. И еще этот, наш, туда же! А сам бы я, конечно, не стал... Но ты и представить не можешь, как орал Геббельс! Чем только не грозил... — громко вздохнул Затырин, искренно пожалев себя.
— Не, ну это, конечно, другое дело, дорогой, — посочувствовал прокурор. — Как думаешь, без последствий обойдется?
— Да тебе-то чего волноваться?.. Не знаю, по-моему, мужики оказались нормальными. Это при том, что им в камере еще рожи начистили... А у них железнодорожные билеты были, они в Москву собирались. Я так понимаю, мои их прямо от провожающих взяли, возле ресторана... Я еще предложил им помочь с новыми билетами, поскольку по своим-то они уже опоздали, но они ответили, что сами справятся. Ну да, у них же, у этих буратин, возможностей куда больше, чем у нас с тобой...
— Ладно, может, вправду обойдется, — вздохнул теперь и прокурор. — Ты только не опаздывай — я ж говорю, Савелий вне себя...
Поднялся Затырин, вернул трубку на место и, взглянув на часы, стал спешно одеваться. Времени-то уже девятый час! А сплошная серость за окном — по причине так и не прекратившегося дождя. Да и не дождик даже, а мелочь, сыпь какая-то водяная. Зато небо, похоже, затянуло надолго... Осень опять же...
Сменившийся дежурный в городском отделе милиции доложил, что подполковнику звонили от мэра и просили к десяти прибыть на срочное совещание по текущим вопросам. Проходя по коридору, Затырин лишь кивнул, что уже знает. А поднявшись к себе в кабинет, достал из ящика стола кипу заявлений на свое имя, составленных пострадавшими от неправомерных действий милиции и многочисленными свидетелями происшествия у ресторана. Эти заявления он положил в папочку — на всякий случай. Чтоб не подумал Савелий Тарасович, будто происшествие оказалось делом пустяковым — просто взяли да задержали, — ишь какие все умные! А вы сами попробуйте, когда нет у вас на конкретных людей никакого компромата! Можно бы, конечно, за управление транспортом в нетрезвом виде, но они, как назло, это же видно было, оба ни грамма не приняли, вот сволочи! Тут любая медицина не станет брать грех надушу... Да еще и баба у одного оказалась с депутатским мандатом! Заранее думать надо, на кого морковку задираешь!
Накачал себя подполковник соответствующим образом, да и отправился пешком, с папочкой под мышкой, в здание напротив, где располагалась районная администрация.
В приемной главы администрации уже сидели прокурор межрайонной прокуратуры Керимов и судья районного суда Антон Захарович Слепнев. «Его-то зачем пригласил Гузиков? — подумал Затырин. — Неужели всестороннее алиби себе готовит? Припекло, значит?» Показалось, что на этот вопрос может ответить прокурор.
Подполковник поздоровался с коротышкой Слепневым, который недобро сверкнул на него темными глазками из-под круглых очков, и подсел к Керимову. Словно невзначай, наклонился к его уху:
— Привет, Кеша. Слушай, ты после нашего разговора на Савелия не выходил?
Прокурор улыбнулся, отчего круглое его лицо с азиатским разрезом глаз расплылось блином.
— Я не стал бы, да он сам позвонил. Пришлось поневоле... Но это я, ты ж понимаешь, исключительно в твою защиту, а то больно уж грозен был.
«Врет, сам настучал, — понял Затырин. — Господи, ну и команда!.. Да оно и понятно, верно говорят, что рыба всегда начинает гнить с головы».
— Ну и чего он, как отреагировал?
— Не поверишь, — снова расплылся в улыбке Керимов, — притих. Однако сейчас увидим.
«Жаль, что так получилось», — думал между тем Затырин. Своей опережающей информированностью прокурор лишил его веских доводов, с помощью которых он мог бы не только скинуть с себя обвинения в связи с сорванной операцией, но даже в определенном смысле воткнуть мэру перо в зад, чтоб потом поглядеть, как тот станет выкручиваться и оправдываться в собственных непродуманных распоряжениях.
Появился заместитель мэра Иван Порфирьевич Сажин и, заглянув в кабинет начальства, обернулся и махнул рукой: заходим!
Не здороваясь ни с кем из четверых, просто кивая каждому, а на Затырина даже и не взглянув, мэр, показал, чтобы все рассаживались.
— Посоветоваться хочу, — пробурчал он, не поднимая глаз от полированной поверхности стола, на котором не было ни единой бумажки, — ситуация неподконтрольная... Давай рассказывай... — И после короткой паузы добавил: — Павел Петрович. Что у тебя творится в отделе?
— Да вы ж, как я понимаю, в курсе, — решив держаться максимально спокойно, чтобы не дать и мэру повысить на себя голос, потому что он мог тогда сорваться и наговорить бог знает чего. — А для товарищей... Если в двух словах...
— Не надо повторять уже известного, — прорычал мэр. — Ты по делу. Свои соображения! Как, что и почему? И выводы... чтоб не тянуть дорогое у всех время.
«Ишь ты, как ставит вопрос! Я же еще, выходит, и виноват! Ну уж хренушки!»
И Затырин, набрав в грудь воздуха, чтобы окончательно успокоиться, начал нарочито негромко и словно отстраненно пересказывать вчерашние события, которые начались в полном соответствии с принятыми решениями — Затырин не стал подчеркивать, кем конкретно они были приняты, просто отметил, — а закончились полным афронтом.
Очень к месту пришлось старинное слово, характеризующее поступки, задуманные с определенно благородными намерениями, но приведшие к неожиданному моральному проигрышу.
Судье все рассказанное, как заметил подполковник, вероятно, было до фонаря, его и пригласил-то к себе мэр наверняка не столько с целью проинформировать, сколько из каких-то иных, более важных для себя соображений. Короткими пальцами Слепнев поигрывал очками на полированном столе, его сонно прикрытые глазки были обращены в сторону окна, а неспокойное душевное состояние изредка выдавали тревожные вздохи. Что же его волновало?
Умный человек, прокурор Керимов — тот сразу понял смысл произнесенного слова «афронт», а также и адрес угадал, по которому оно прозвучало. На его плоском лице застыла дежурная усмешка, и глаза щурились будто от ослепительного солнца, которого на самом деле и в помине не было.
Мрачный Сажин, неодобрительно покачивая рано облысевшей головой, не проронил тем не менее ни слова. Он поглядывал на мэра и озабоченно играл густыми бровями.