— немалая высота, а в старину меня почитали как башню-исполина, равной которой не было и окрестных землях. И до сих пор в моем подземелье бьет тайник-колодец. Сотни лет не иссякает струя, сотни лет даю я людям вкусную и чистую воду. Потому и сложили меня такой высокой, крепкой и неприступной, чтобы всегда вода под надежной защитой находилась.

— У меня тоже тайник был, — заметит Тайницкая башня, обращенная к Москве-реке. — И даже не один, а два: тайник — колодец и тайник — подземный ход к речному берегу. Только давным-давно это было…

Тогда ее ближайшие соседи — безымянные башни — перемолвятся между собой:

— У каждого из нас своя история.

ЦАРЬ-КОЛОКОЛ И ЦАРЬ-ПУШКА

Кто царь-колокол подымет?

Кто царь-пушку повернет?

Федор Глинка

Есть несколько олицетворений Москвы, таких, как, скажем, бронзовая четверка несущихся коней и правящий ею Аполлон, — знаменитая квадрига, украшающая Большой театр, или появившаяся недавно Останкинская башня, пронзающая облака телевизионной иглой. Но, пожалуй, не менее известны такие столичные долгожители, как царь-колокол и царь-пушка. Без их изображения не обходится ни один путеводитель по Москве, их всегда увидишь на открытках, марках, виньетках. Их любят поэты, живописцы, графики, мастера-прикладники да и всевозможные путешественники.

У коренных москвичей отношение к ним домашнее, связанное с младенческими впечатлениями: «А помните, как меня незнакомый дядя верхом на пушку подсадил», «А я первоклассницей снималась у колокола»…

Кремлевские ветераны не только свидетели многосотлетних событий на холме. У них богатая родословная, с ними связаны имена государственных деятелей, умельцев, дипломатов.

Постоим же минуту-другую возле царь-пушки. Ее недавно очистили — сияет она новенькая, «как с иголочки». Пушка водружена на лафет, украшенный львиной головой. Рядом — чугунные ядра неимоверной тяжести. Среди тех, кто приходит в Кремль, часто разгораются споры: сколько силачей нужно, чтобы поднять ядро? Им, конечно, невдомек, что ядра — дело позднее, ведь для пушки предполагалась картечь. Некоторые горячие головы бьются об заклад, что они, спорщики, поднимут впятером. И напрасно. Если перевести на современную меру, каждое ядро тянет не меньше двух тонн.

Почему длинноствольное орудие прозвали царь-пушкой? Есть разные истолкования. В народной речи, в разговоре, необыкновенное, заметно выделяющееся — величиной, весом, значением — принято именовать: царь-рыба, царь-дерево, царь-девица… Последняя, кстати говоря, в русских сказках считалась сестрой Солнца, и ее добывал Иван-царевич вместе с жар-птицей. В свое время была в ходу драма Леонида Андреева, озаглавленная «Царь-голод». Не удивительно, что и крупнейшее артиллерийское чудо Древней Руси именовали царь-пушкой. Историки иногда доказывают, что прозвание пушка получила-де потому, что на ней, на правой стороне дульной части, изображен царь Федор Иванович, едущий на коне. Одно не исключает другого.

На орудии имеется надпись, гласящая: «Делал пушку пушечной литец Ондрей Чохов…» Было это в 1586 году. Таким образом, ей вот-вот четыреста лет. Андрей Чохов был знаменитым мастером, вызванным в Москву из Мурома на Оке. Кстати говоря, высказывается предположение, что мастеровые Чоховы — предки-родичи Чеховых, давших миру автора «Степи» и «Чайки».

Долгое время считали, что царь-пушка — своего рода обманка-декорация, отлитая для устрашения. Подробное изучение показало, что орудие предназначалось для стрельбы. Стояла царь-пушка не в Кремле, а в в Китай-городе, защищая переправу через Москву-реку и Спасские ворота. Стрелять можно было только с особого лафета. Ныне пушка покоится на новом станке, и ядра, лежащие возле нее, декоративные, отлитые в прошлом столетии.

Андрей Чохов мастер был отменный. Крепость и раньше видела богатырские орудия, но никогда еще на холме не стояла пушка весом 2400 пудов — около сорока тонн, длиною почти пять с половиной метров, а диаметр ствола, то есть калибр, составлял чуть ли не метр… По своему устройству она мортира, предназначенная для стрельбы каменной картечью.

Не многие знают, что у царь-пушки есть младший брат — пушка «Царь Ахиллес», отлитая также Андреем Чоховым. Название примечательно — Москва знала издавна быстроногого и непобедимого героя, как и других гомеровских героев Троянской войны. «Ахиллес» в настоящее время находится в артиллерийском музее города на Неве. Отливал ее Андрей Чохов со своими учениками также на Московском пушечном дворе, позднее, чем царь-пушку, которой «Ахиллес» немного уступает по размеру и весу.

Царь-пушка — знаменитейшее, но не единственное древнее орудие холма над Москвой-рекой. И поныне стоят на Троицкой площади медные «боги войны». Их ревностно почитали в старину, давая им причудливые наименования. Есть отлитые Андреем Чоховым «Троил» и «Аспид». Троил — троянский царь, Аспид — крылатый змей с двумя хоботами и клювом.

Мирно дремлют пушки возле Арсенала, давным-давно никто не палил из них. Орудийное молчание красноречиво. Не слышим ли мы в нем хвалу неутомимому Чохову, что шестьдесят лет трудился на Пушечном дворе? Чоховские пушки были долговечными, некоторые из них участвовали в Северной войне, и Петр I распорядился орудия великого литейщика — мудрая предусмотрительность — хранить вечно, в назидание потомкам. Все же некоторые чоховские пушки разбрелись по свету. Стоят они и возле сурового замка под Стокгольмом, со времен Ливонской войны.

Орудия хочется каждому посмотреть, и возле них всегда полным-полно народу. Посетители в сердцах говорят, что нынче на холме народа — пушкой не прошибешь.

По соседству с Иваном Великим, на Ивановской площади, на пьедестале стоит царь-колокол.

Он не менее знаменит, чем царь-пушка. Глядя на него, вспоминают самые прославленные била Древней Руси: вечевой колокол Господина Великого Новгорода, Большой Сысой — творение XVII века — на звоннице Ростова Великого, угличский колокол-бунтарь, отправленный Борисом Годуновым в ссылку, колокол Ивана Великого, первым начинавший трезвон в праздничные дни всей Москвы, про которую говорили: «Звонят сорок сороков» — так обозначалось количество церквей в Белокаменной.

Отливал царь-колокол Иван Моторин, знаменитый московский литейщик, с сыном Михаилом в 1733–1735 годах. В отливку пошел металл «дедовский» и «отцовский», и колокол — такого нигде еще не бывало — весил двести тонн.

В мире нет колокола, который превосходил бы царь-колокол по весу. Самые знаменитые колокола Японии и Китая — не более трех тысяч пудов, европейские — не более тысячи. В царь-колоколе, как я сказал, свыше 12 000 пудов. И сегодня эта цифра производит на нас впечатление. Что же говорить о только что начинавшейся послепетровской эпохе, когда все делалось вручную.

Было это в 1737 году. Отлитый колокол-гигант находился в яме, на строительных лесах, напоминая быка, готового издать рев. Приключился пожар, объявший кремлевский холм. Пылающие головни летели в Москву-реку. В