этой огненной суматохе была сделана попытка спасти музыкального титана. Воду лили усердно, раскаленный металл треснул, и выпал кусок двухметровой высоты. Даже этот осколок вытащить из ямы нелегко — как-никак одиннадцать с половиной тонн веса. Лежали колокол и его отколовшаяся часть в земле без малого сто лет. В 1836 году подъем близнецов-братьев поручили архитектору Августу Монферрану, строившему в Петербурге Исаакиевский собор и основательно наторевшему в переносе тягчайших гранитных и мраморных глыб. Долго велись подготовительные работы. Когда на поверхность извлекли (на это потребовалось 42 минуты 33 секунды) толстостенный колпак, то все увидели, что его поверхность украшена поясами рельефов, изображениями в рост Алексея Михайловича и Анны Иоанновны, иконами и надписями.

Конечно, в наши дни можно бы водрузить царь-колокол на Ивановскую колокольню, но все так привыкли к тому, что «молчаливый бык» стоит внизу на привязи, — было бы жаль с ним расстаться. Пусть он — раз уж не попал на небо — пасется возле зеленой московской травы…

Безмерно было восхищение современников колокольщиками и пушечниками Моториными — Иваном и его сыном Михаилом. Недаром их имена отливались на певучей бронзе. Отец и сын принадлежали к числу хитрецов, как тогда говорили, что и в немцах (то есть у иностранцев) не отыщешь. Десятки пушек отлили Моторины, а их колокола звонили не только в Москве, но и в Петербурге, Киеве, Старой Руссе… Беззвучный царь-колокол красноречиво повествует о том, какие дива дивные могли творить московские мастера.

Совсем недавно литая шапка была одета лесами. Двухсоттонного великана прослушивали и лечили. Сняли краску, позолотили венчающую часть, отчистили певучую бронзу, которой был возвращен естественный цвет. Впервые мы увидели колокол таким, каким он был при Моториных, — серебристо-серым, и только зеленоватый налет говорит о прошедших годах. В газетном отчете говорилось: «После расчистки стало особенно очевидно, что изображения на колоколе довольно искусны, орнаменты изящны». Комната, в которой работали ученые и мастера, помещалась под колоколом — целая мастерская!

Колокола — грандиозный оркестр под открытым небом, концерт для всех. Древняя Русь складывала песни, поговорки, изречения о колокольном звоне. Стозвучные голоса колоколен встречали воинов из походов и провожали их в дальний путь. На звон колокола шли в ночи путники и возвращавшиеся с охоты. Искусство звонаря ценилось необыкновенно высоко. В наши дни оно основательно забыто, и есть прямая опасность исчезновения знатоков старейшего вида народной музыки.

И царь-пушка и царь-колокол напоминают нам об умельцах старинных, чьи золотые руки вызывают восхищение. О них более подробно — в следующем рассказе, посвященном Оружейной палате и мастерам узорочья, как называли пращуры рукотворную красоту.

СОКРОВИЩА КРЕМЛЕВСКОГО ХОЛМА

Ходил Иван и по Медному царству, и по Серебряному, и по Золотому. И пришел в Бриллиантовое.

Русская ска зка

О сокровищах, собранных в московских чертогах, сложены легенды, предания и предугадания. Исторические живописцы любили изображать кремлевские золотые и серебряные изделия, алмазы и бриллианты, драгоценные камни и собольи меха — сверкание и переливы красок на полотнах заставляли зрителем вспомнить о пещере Аладдина, о висячих садах Семирамиды и дворцах из сказок Шахерезады. И, конечно, о сказочных царствах, в которые забрел Иван в поисках Настасьи Длинной Косы: Медном, Серебряном, Золотом, Бриллиантовом…

Оружейная палата, существующая в Кремле скоро полтысячи лет, вобрала в себя богатства других, исчезнувших в веках палат — Золотой и Серебряном, Конюшенного приказа, Постельной, Казенного двора и др. Воинское оружие, собранное во дворце московских государей, требовало присмотра оружничего — высокое это придворное звание существовало в Кремле с начала XVI века. Первоначально сокровища (в том числе собрание оружия) князей и государем хранились в кладовых дворца, а затем появилась и предназначенная для этого Оружейная, или, как и старину говорили, Оружничая палата. Ею-то и ведал оружничий, особо доверенный, «ближний», человек.

Богатство богатством, но дело совершенно не в том, чтобы заниматься денежным исчислением. Как творения искусства, как художественные шедевры средневековья они поистине бесценны, и протяженность во времени увеличивает душевную отраду, которую они доставляют людям. Разве можно найти денежное выражение творениям Рублева, летописным свиткам или, скажем, шапке Мономаха? Есть и другая, еще более глубокая значимость. Сокровища палаты — вещные следы, оставленные на пути расстоянием свыше восьми столетий, проделанном Москвой, страной и народом. Нет времени, которое не материализовалось бы в предметах, стекавшихся на кремлевский холм. Есть периоды, о которых молчат или почти молчат письменные источники. В таких случаях язык вещей становится особенно убедительным и красноречивым.

…Ничто в старину не украшалось так блистательно, как оружие, — такой обычай существовал и в европейских странах и на Востоке. Оружие изготовлялось не только для битвы (хронисты нередко называли ее оружеборством), но и для торжественных случаев — для рыцарских турниров, приемов и парадных залов. Доспехи и оружие всякого рода, показываемые гостям, должны были давать представление о богатстве и силе владельца дворца, замка, детинца палат. Сотни искуснейших мастеров трудились, для того чтобы сверкали красотой оружия всадники, въезжавшие на конях прямо во Владиславский зал в Градчанах в Праге, или рыцари, красовавшиеся оружием, усыпанным драгоценными камнями, в покоях и дворах Вавельского замка в Кракове…

В средневековый дипломатический обиход входило подношение посольских даров. Послы, мореходы, торговые гости и дипломатические гонцы, направляясь в далекую Московию, везли с собой богатые подарки, которые обычно передавались на церемониях в Грановитой палате. Из Кремля гости уходили не с пустыми руками — иноземцев жаловали изделиями умельцев, что трудились в мастерских при государевом дворе или находились на далеких полевых, лесных и охотничьих окраинах Московской Руси. Так, приезжавшие с Запада оставались довольными, когда уходили с приема, унося не только драгоценные кубки и каменья, но и бесчисленных куниц, соболей и другие сибирские меха.

Столетиями Оружейная палата ведала изготовлением, покупкой и хранением государственных сокровищ. Она была и мастерской, и музеем, и первой отечественной академией. В ней сложились необъятные собрания воинских шлемов, стрел, холодного и огнестрельного оружия, знамен, западных рыцарских доспехов; русских золотых и серебряных изделий XII–XVII веков, отечественного художественного серебра последних столетий; тканей из Византии, Персии, Турции, итальянского, испанского, французского производства, а также лицевое шитье Московской Руси; западного серебра XIII–XIX веков, особенно обильно — английского; одежд и украшений, русских и иностранных орденов и медалей; предметов Конюшенной казны, преимущественно отечественной и восточной работы. И, наконец, Оружейная палата стала крупнейшим хранилищем карет, сооруженных в России, Польше, Франции, Австрии…

В Кремле сокровища не раз меняли места, где их хранили. В середине XVI столетия, когда скатный жемчуг черпали медовыми ковшами, а золотыми кольцами и