– Я серьезно! – кричу я птице. Ставлю на то, что она меня понимает, так что я не прочь досаждать ей до тех пор, пока она меня не бросит. – Если ты меня не отпустишь, я найду тебя и приготовлю из тебя главное блюдо на День благодарения! Ты такая жирная, что из тебя выйдет сочная… ай!

Я падаю.

Не успев закричать, жестко приземляюсь на тротуар в паре метров от белого фургона.

Я пытаюсь увернуться, но делаю это недостаточно быстро.

По глупости я не ожидала и не была готова к тому, что крылатое чудище меня отпустит, пока я его оскорбляла.

Ноги подкашиваются, а через миг я ударяюсь боком об асфальт. Я по инерции закидываю ноги за голову и в итоге лишь несколько раз неуклюже шлепаюсь о землю, как тряпичная кукла, прежде чем замереть.

При последнем перекате я бьюсь затылком об асфальт.

Я лежу посреди дороги, распластавшись, в полной уверенности, что сломала абсолютно все кости.

Перед глазами плывет. Боковым зрением я вижу предательские искры света: они подбираются к зрачку, становятся ярче – и затухают, давая понять, что я вернулась в реальный мир.

Все болит.

Кранты этой птице.

Чем дольше я лежу, тем громче становится звук шагов.

– Стил! О чем ты вообще думал? – говорит кто-то смутно знакомым и очень злым мелодичным голосом.

– Она назвала меня жирной индюшкой. – Я скорее слышу, чем вижу, как он пожимает плечами.

– Мне все равно, пусть хоть Большой птицей с улицы Сезам. Нельзя просто сбросить кого-то на землю. Она покалечилась!

Я вижу вблизи чье-то размытое лицо, и в этот же момент кто-то другой резко выдыхает. Вдалеке ревет автомобильный двигатель.

Я два раза моргаю и только потом понимаю, что передо мной встревоженная Карен – по понятным причинам соображаю я не слишком резво.

– Ты в порядке?

Глупый вопрос. Конечно же, нет.

В поле зрения появляется еще одна голова. Она загораживает собой солнечный свет, поэтому черт лица я не вижу. Я прищуриваюсь, но оно все еще в тени.

– Да оклемается. Ты же знаешь, как быстро мы лечимся. И вообще, если бы она не сбежала, ничего бы и не случилось.

– Стил, – обрывает его Карен.

– Что? – Он поднимает руки, изображая святую невинность. – Я же донес ее в безопасное место, так? И где благодарность?

Что. За. Придурок.

Я напрягаю мышцы рук с твердым желанием показать ему свой любимый палец, но мне слишком больно двигаться. Приходится довольствоваться уничижительным взглядом – который он даже не замечает.

Не знаю, как он это сделал, но я почти уверена, что он превратился в птицу и бросил меня на асфальт нарочно.

– Садись в машину. Мы обсудим это в академии.

Он пожимает плечами и выпрямляется.

Скатертью дорожка.

Мое внимание вновь устремляется к Карен. Она открывает рот, чтобы что-то сказать, но ее прерывает удивленный Мальчик-Птиц:

– Сейбл, ее волосы!

Сейбл?

Карен наклоняется и берет в руку прядь моих светло-русых волос с рыжими кончиками.

Где-то в процессе с меня слетела шапка. Что неудивительно, когда бежишь сломя голову, когда тебя бросают в машины или когда летишь через весь город, а потом тебя бесцеремонно швыряет на землю гигантская птица.

– Я не была уверена, верить ли в это. – Карен почти что шепчет, будто говорит сама с собой. Она потирает пряди между пальцами.

– Может, она их покрасила? – Мой затуманенный взгляд вновь падает на парня… на Стила.

Качать головой – плохая идея. Такое ощущение, что в мозгу стучат барабаны на редкость плохой школьной группы.

– Мы не можем ни красить, ни обесцвечивать волосы, – рассеянно отвечает Карен.

Парень засовывает руки в карманы джинсов.

– Я знаю. Но как еще это объяснить? У нее и так глаза странные. А из-за волос она бы выделялась еще больше.

– Эй… сам ты странный, – хриплю я. Опустив веки, закрываю свои нифига-не-странные темно-синие глаза – на меня накатывает волна тошноты.

– Вот ведь, – вновь слышится обеспокоенный голос Карен. – Прости. Давай поднимем тебя на ноги.

– Нет. Буду лежать… и помру. – Если они меня не вырубят, я с места не сдвинусь.

Стил издает короткий смешок.

– Давай, помоги мне ее поднять. Нам нужно посадить ее в машину. Дрейк завел мотор.

Ах да, меня же похищают. Чуть не забыла.

А не плевать ли мне уже?

Пока вокруг раздаются шаркающие шаги, я на мгновение задумываюсь об этом. Когда меня тянут за плечи, заставляя встать, решаю, что да, мне точно не плевать на то, что меня удерживают против воли.

Я подавляю всхлип, когда меня поднимают на ноги. Медленно приоткрываю веки и собираю все свои силы в правой руке.

Я давным-давно научилась драться не по правилам. Жизнь не предоставила мне такой роскоши, как право на честь.

Я почти вслепую бью по размытой фигуре передо мной. Зрение туманится еще больше, но об этом я подумаю позже.

Раздается стон, полный боли, а через мгновение по моему кулаку разливается и пронзает всю руку горячая волна агонии.

Боль меня радует: это значит, что я пришла в себя.

Как я и надеялась, руки, держащие меня, разжимаются.

Но радость длится недолго: когда я пытаюсь – прихрамывая – сбежать, меня через мгновение перекидывают через плечо. Я повисла вверх тормашками и смотрю вниз на знакомую пару поношенных ботинок.

Чувак с парковки, он же Мальчик-Птиц, он же Стил? Ну, видимо, гигантский лев его все-таки не съел.

Жаль.

Силы меня покинули… А еще меня вот-вот покинет мой завтрак.

– Тошнит, – с трудом скулю я.

– Не смей, – приказывает он. – Ты и так мне нос в кровь разбила. Если хотя бы подумаешь о том, чтобы на меня блевануть, я сам скормлю тебя Падшим.

«Кто или что эти Падшие?» – спрашиваю себя я – и погружаюсь в темноту.

Свет – это худшее.

Я хватаю подушку и прижимаю ее к лицу, пытаясь задушить себя.

О, пух и перья. Мягонько.

Я зарываюсь носом в эту мягкость, отказываясь до конца проснуться. Это все равно что спать на облаке. Мне нравится.

Стоп… У меня нет пуховых подушек. У меня даже кровати нет.