Дворецкого так потрясло мое простодушие, что он даже головой покачал.

– Хорошо бы вам все удалось, сеньорита Кастро. – И на этот раз заминки перед обращением не было. – Но лучше вам выйти замуж за приезжего вроде вас самой. Тогда родня мужа не будет смотреть на вас свысока. И избегайте входить женой в дом, где есть потомственные слуги, – они вас заклюют, потому что будут считать выскочкой.

Я пригорюнилась, решив, что на сегодня достаточно уже сделала, чтобы расположить дворецкого к себе. Старые слуги – кошмар шпиона. Они хуже любого контрразведчика. Мне и так удалось очень много: со мной хотя бы разговаривали. И даже отеческий совет дали.

– Честно сказать, думаю, что вы совершенно правы, – протянула я уныло.

Мы уже вошли в дом, поэтому он не ответил – еще не хватало, чтобы младшие слуги видели, как он со мной болтает. Он провел меня до самой двери гостевой комнаты и сказал:

– Уже принесли вашу одежду. Переоденьтесь. Через десять минут я буду ждать вас у Зеленой лестницы. Вас хочет видеть генерал Вальдес.

– Ох! – испугалась я.

На это он уже реагировать не стал.

* * *

Десять минут спустя я поднималась по широкой, однако явно не парадной лестнице, глядя в спину дворецкому. Лестница белая, но с тонкими зелеными перилами, – надо полагать, оттого ее и прозвали Зеленой. Судя по тому, как истерты ступени и практически не тронуты перила, – лестница для слуг. Здесь они поднимаются с подносами и всякой затребованной господами поклажей – вот перила и выглядят новенькими, ведь руками их касаются только во время уборки.

Похоже, этот особняк не только внешне, но и внутренне стандартной планировки. Лет сто назад в Мехико так строились нувориши, которым хотелось и просторно, и «традиционно». Традиционным считался трехэтажный квадратный дом с патио, кольцевыми коридорами и четким представлением о том, что где должно находиться.

На третьем этаже дворецкий повернул направо, в западное крыло. Ага, значит, все-таки здесь была перепланировка, ведь традиционно западное крыло отводилось полностью под нужды дорогих гостей. Личные апартаменты хозяев и их родни – в северной части дома, а восточная – для работы. Там обычно кабинеты, утренние гостиные, обеденная зала, на первом этаже – кухня. Южное крыло, как самое неудобное для отдыха, отдавали прислуге. И правильно – что ей делать в комнатах в течение дня? Она должна вставать с рассветом и ложиться после заката. В это время в южных комнатах жить можно.

Отведенная мне комнатка была с «рабочей», восточной, стороны, которая порядочно затенялась разросшимся парком, поэтому даже утром там было хорошо. А если верить тому, что западное крыло отвели под нужды хозяев – гостей здесь принимали редко и ненадолго, желательно без ночевок. В общем, да, Вальдесы не славились особенным гостеприимством. Не то что основной то ли соратник, то ли конкурент генерала – доктор права Алехандро Луис Гарсиа де Арриньо. Тот – да-а… Его вечера гремели на весь Эльдорадо, а уж как молодые выскочки рвались к доктору Арриньо на загородные приемы – словами не описать. Вот уж точно: душу были готовы продать за заветное приглашение, написанное от руки на глянцевой толстой бумаге, без всякого золотого тиснения, отправленное с курьером в подчеркнуто аскетичном конверте из целлюлозной бумаги. Лучше этого была только записка, тоже от руки, небрежным почерком иной раз с пропущенными в спешке слогами, кое-как свернутая, явно неровно оторванная от большого листа, – но данная пером, китайской тушью и на рисовой бумаге.

Доктор Арриньо, главный объект изучения нашей разведки, был завзятый эстет и гедонист, но в чем-то – внезапно прост, как палка. Обе эти грани ничего не говорили о его личности. Он играл – и в гедонизм, и в простоту.

Мне всегда казалось, что разгадка Арриньо лежит где-то рядом с Вальдесом. Арриньо был ровесником дражайшей супруги генерала, матери Энрике, но притом как будто не подозревал о ее существовании. С генералом он общался много и охотно, но – никогда не приезжал к нему домой. Когда-то он единственный поддержал революционные инициативы генерала и тем самым развернул общественное мнение в его пользу; это не помешало ему в следующем году выступить оппонентом Вальдеса-старшего. Арриньо поддерживал и Энрике, часто приглашал его к себе, когда тот был студентом, потом как будто остыл, потом снова заинтересовался… Загадочный человек. Но я думала, что виной тому не переменчивость настроения Арриньо – хотя он мог позволить себе и такое, – а нечто скрытое от общественных глаз, что и определяло логику его будто бы капризов.

Что ж, сегодня у меня будет возможность взглянуть на проблему с другой, ранее недоступной нам стороны: я в доме генерала Вальдеса, и я, кто знает, увижу или даже угадаю тот элемент, который влияет на мнение Арриньо.

А может, и нет.

Дворецкий остановился перед высокой двустворчатой дверью – темное резное дерево, бронзовая фурнитура, – знаком велел мне обождать и вошел. Я успела разглядеть в щель ковер, застекленные книжные стеллажи до потолка. О-о, библиотека. Ну точно дом перепланирован. Библиотеку обычно размещали в восточном крыле – рядом с рабочими кабинетами хозяев и классными комнатами детей. Надо сказать, в высшем свете Эльдорадо не одобряли полностью домашнее обучение, его считали допустимым лишь для детей с врожденными заболеваниями, мешавшими им встроиться в общество. Ну и, конечно, в фанатично религиозных семьях дома учили девочек.

Меня впустили внутрь. Я зашла и застыла. Деревенской девушке полагается быть либо совершенно равнодушной к книгам – она не понимает, зачем нужны книги, ведь куда лучше провести досуг, скажем, на вечеринке, в крайнем случае прослушать пьесу, – либо благоговейно восторженной. Ведь книги, настоящие бумажные книги – признак богатства и истинного благородства. За свою жизнь деревенская девушка видит бумажную книгу в лучшем случае издали – Библию в кафедральном соборе.

А стеллажи, кстати, пластиковые. Пластик легче в уходе, особенно при интенсивном пользовании, в нем не заводятся вредные для книг насекомые, он не рассыхается и не впитывает влагу. Похоже, библиотека здесь не ради статуса и показного богатства – с книгами постоянно и привычно работают. Краем глаза я ухватила большой письменный стол, на котором лежал экземпляр «Голоса» – бумажный, опять же, – и поверх него раскрытый том с закладкой.

Сам хозяин стоял у окна и курил. Высокий, сухой, практически тощий мужчина, откровенно старый, с редкими седыми волосами, зачесанными назад так, что открывался высокий лоб. Очень темная даже для эльдорадца кожа, серые мешки под черными глазами, щетка коротких усов над узкими губами, квадратный подбородок. Внешне – ну прямо кровавый диктатор, каким его представляет себе большинство землян. На деле – один из самых вменяемых и человечных персонажей в эльдорадской хунте.

Ему было уже за сто. Родился в Тао, в богатой, но ничем не прославившейся семье. С десяти лет – закрытая военная школа в Мехико. С однокашниками контакты не складывались, он был не из их круга – сын торгаша, здесь это было практически несмываемым клеймом. Закончил блестяще, без труда поступил в университет. Получил чин лейтенанта и назначение на передовую. Хорошо показал себя, вернулся в столицу, чтобы окончить магистратуру. И неожиданно для всех – бац! – женился на единственной дочери тогдашнего диктатора. Брак считался возмутительно неравным, ну как же, девушка из блестящей семьи вышла за выскочку-деревенщину. То, что девушка была на тринадцать лет старше жениха, имела сомнительную репутацию и скверный характер, из-за чего и засиделась в девицах, при всех ее перспективах, – никого не волновало. Главное, что жених с точки зрения хунты был пустым местом.