Значит, вышла она замуж за миллионера…, но его, Тестера, не забыла и до сих пор помнит (а, мож, и любит даже?). А муженёк новый, на счастье, тоже оказался неплохим парнем, и Надька его упросила оплатить пребывание Тестера в этой, верно, дорогущ-щей «психушке»: ну, там, ради неё, ради сына, ради Христа и всё такое… Вот так он и оказался в этом «звёздном» дурдоме!

«Стоп! — прервал логику мысли Тестер. — Понятно, почему я здесь с этими «звездунами». Но не могут же все «звёзды» одновременно сойти с ума? Или они здесь «залечивают душевные раны» между появлениями на публике?

И тут… он увидел среди «звёздных» обитателей «психушки» недавно умершего артиста… и его как громом ударило.

«Это… как это…? — спросил у человеческой логики опупевший Тестер, не в силах озвучить словами внезапно посетившую его мысль. — Это я что… — у…у-умер?» И логика, поправив очки, вежливо ответила: «Ага!»

И, как бы в подтверждение его догадки, в толпе мелькнули ещё две недавно почивших личности…. Нет, не сошёл он с ума, и Надька не вышла за миллионера, и не поместила его в элитный дурдом на деньги нового муженька. Он просто…

«Умер! — с горечью понял Тестер. — Иначе и быть не может! Я ведь где-то читал, что когда человек умирает, то после смерти видит всех, кого знал и наблюдал при жизни! Значит, скоро будет Страшный Суд, а потом — рай или ад… Да какой там рай, блин! Ад, конечно!

Э-эх, не надо было пить этот разливной коньяк: ведь предупреждали меня, что «палёный!»

Горько стало Тестеру: не так, ой не так представлял он свою смерть… Как угодно, только не от «палёного» бухла, словно он не один из лучших в городе компьютерщиков, а алкаш какой-нибудь подзаборный! Вспомнил он жену Надю и сына своего Илюшку вспомнил: словно в глаза им заглянул. И в глазах их была тихая обида: «За что же ты нас так? За что?»

И вправду, за что бросил их Тестер: за любовь, которую они ему дарили ежедневно, за заботу о нем? Эх…! И ведь ничего не изменишь теперь, ничего не вернёшь!

Тестер заплакал.

— Не горюй, паря! — послышался хриплый голос. — С кем не быват, ага! Не ты первый, да и, верно, не последним будешь!

Тестер поднял залитые слезами глаза и увидел старикашку. Дед был из «синеньких» — но не из тех, кто «пьёт всё, что горит», а…, как бы сказать, э-э… — начинающий. Он присел на тестерову койку и стал говорить, глядя куда-то перед собой, словно ни Тестера, ни вообще кого-либо рядом не было.

— Тута все плачуть. Спервоначалу. Я вот сюды попал третьего дня, уж привыкнуть пора, ан нет — всё свого Коленьку, да внучку Оленьку вспоминаю-ть, слезми умываюся…. Как они там, горемышные…? Целы ли, здоровы ли…, ох, бедные вы мои голубочки…, как же вы там…?

Речь старика становилась всё тише и тише, и скоро вообще нельзя было разобрать, что он там подвывает себе под нос. Вскоре из глаз его потекли слезы, которые он вытирал рукавом рваного белого халата, всхлипывая при этом и по-старчески причмокивая полубеззубым ртом.

Тестер покосился на старика, да и решил убраться от него подальше: и так тошно, да ещё этот дедок тут воет, словно холодный ветер в трубе. Но старик вдруг крепко схватил его за руку и, глядя Тестеру в глаза, быстро зашептал:

— Бяжать отседова надо-ть, ага! Давай вместе убегём! Ты да я! Мабуть, найдем какой-нябудь выход, а? Слыш, паря: дело говорю, ага! — И при этом всё тряс и тряс Тестера за руку. Но тот, «убитый» осознанием собственной смерти, лишь горько усмехнулся в ответ, подумав: «Куда бежать? Куда от смерти убежишь? Всё! Приехали! Конечная остановка, поезд дальше не пойдёт. Просьба освободить вагоны!»

А вслух сказал:

— Шёл бы ты, дедок, куда подальше! А то на нервы ты мне больно сильно действуешь!

И Тестер брезгливо сбросил дедову руку со своей и отвернулся. Старичок вздохнул, пробормотал что-то странное, типа: «Эх-ма, я-то по-хорошему хотел!» и отчалил шаркающей походкой. Тестер вновь стал погружаться в пучину охватившей его тоски по поводу нелепости собственной кончины. Теперь он представил себя «там»: в гробу, в цветах, рядом родственники, все плачут, играет оркестр… и ничего уже нельзя изменить. Ещё десять минут, пять минут назад было можно, а теперь — нельзя!

«И, ведь что обидно, — сокрушался Тестер. — Никакого тебе света в конце тоннеля, никакого голоса, никакой неземной радости! Врут всё про жизнь после смерти, козлы!»

Вновь слезы жалости к самому себе закапали из его глаз.

Однако правильно говорят: человек ко всему привыкает…, даже, похоже, к собственной смерти. И не было ничего удивительного в том, что чем больше, чем окончательнее убеждался Тестер в своей кончине и невозвратимости ситуации, тем спокойнее становилось у него на душе. Случившееся как-то отодвигалось на второй план, мельчало, затенялось: «Ну, умер, ну и что? С кем не бывает?» Страх неопределённости постепенно сменялся спокойствием определённости. В конце концов, Тестер окончательно пришёл с себя, вытер слезы, и поднялся с кровати, намереваясь сходить на разведку. Ведь теперь, после смерти, его больше заботила собственная дальнейшая судьба. И перво-наперво надо было выяснить самое главное: Страшный Суд был, или нет? И, если был уже, то куда его определили: в рай или в ад? Надо же выяснить, куда он попал, а значит (и это ещё интереснее!) — какую жизнь он до этого вёл: правильную али как? Ведь именно сейчас и прямо здесь всё это можно было выяснить и найти ответы на все вопросы, так долго терзавшие его в жизни!

Тестер сделал первый шаг. Упс! Проблемка: тело было как неродное, деревянное какое-то, ноги шли с трудом. «Вау! Вот незадача! — подумал Тестер. — Как будто мне тело другое выдали!» Он стал шевелить руками, ногами и головой, даже присел несколько раз. Тело словно тормозило — отвечало на команды мозга медленно, будто бы нехотя. Привычные движения (типа разглаживания бороды и протирания глаз) вообще превращались в сплошной ералаш: пальцы всё время оказывались не там — то во рту, то в глазу, то в ноздрях. Это просто шокировало Тестера и, если бы не твёрдая уверенность в том, что он уже умер, и что хуже уже и быть не может, с ним случилась бы вторая истерика. А так он отупело поднимал и опускал руки, делал шаги и пытался найти хоть какие-то закономерности в новых взаимоотношениях мозга и тела. Пока это получалось плохо. Тестер аж вспотел,