А вот дружба с Артуром и Виктором выдержала и это испытание, хотя поначалу оба осуждали Алексея, не могли понять его поведения в отношении Изабеллы Флоренской. Но потом увидели, что это сродни болезни, наркотической зависимости, что Майоров действительно хочет, но не может порвать с этой женщиной, и приняли ситуацию такой, какая она есть.

А вот поклонники певца Алексея Майорова не приняли. Имидж, который складывался и укреплялся годами, в одночасье рухнул. Умный, сильный, ироничный, но главное – по-настоящему порядочный мужик и семьянин вдруг оказался обычным бабником, да еще и замаранным грязной историей с исчезновением семьи. Да, уголовное дело было закрыто, ну и что? Где жена, которая могла претендовать на немалые деньги в случае развода, где дочь? А нету! И денежки при папе, и новая баба вся в шоколаде.

Концертов становилось все меньше, на сборники в Кремле приглашали все реже. Записывать новые песни Алексей больше не мог, потому что не было его любимого автора – Анны Лощининой. Но самое главное – не было желания петь. Совсем.

И он стал продюсером. А Виктор, проработавший у него администратором почти десять лет, превратился в верного помощника. Можно было бы сказать – стал правой рукой Алексея Майорова, но у Алексея имелась своя рука на месте, а называть друга протезом как-то не хотелось.

Он прошел по квартире, по очереди заглядывая во все комнаты. Виктор отчасти прав – дом действительно превратился в музей. Музей исчезнувшей семьи Майоровых.

Все осталось точно в том виде, как было в момент отъезда Анны и Ники. Разбросанные книжки в комнате дочери, распластавшийся у зеркала смешной капроновый бант, купленный когда-то Катериной, неразобранный ранец… Халат Анны, ее духи, расческа с парой запутавшихся светлых волосков, компьютер, в котором Алексей нашел все статьи жены. Умные, ироничные, хлесткие – она была прекрасной журналисткой.

Была? Ты тоже начал думать о ней в прошедшем времени?

Не смей!

Алексей прошел в гостиную, лег на диван, собираясь отдохнуть перед важной встречей, и включил телевизор.

Дневной эфир удручал – либо слезливые сериалы, либо кретинские ситкомы с закадровым гоготом, либо всяческие оздоровительно-поучительные программы типа «Как вылечить СПИД с помощью уринотерапии».

Ага, новости. Это уже лучше.

Впрочем, не совсем. У Алексея складывалось впечатление, что руководство большинства телевизионных каналов в розовощеком отрочестве отрывало мухам лапки, а бабочкам – крылышки. Их не привлекала красота, их интересовали боль и страдание.

А потом детки выросли, заняли уютные креслица и перенесли свои интересы на экраны телевизоров. Зачем показывать хорошее, доброе, светлое – рейтинга не будет. Вон, видели, что с каналом «Культура» происходит? То-то же.

Поэтому в новостях – в основном о плохом. Взрывы, аварии, убийства и прочие завлекушки – главное блюдо. Чуть-чуть экономики по вкусу, щепотку культурных событий – и варево под названием «Новости» готово.

Вот и сейчас с экрана ажиотированно тараторила корреспондентка, прыгая вдоль натянутой милицией специальной полоски, ограничивающей место преступления. На этот раз местом преступления был, похоже, автомобиль. Судя по виду – довольно старенький «Фольксваген». Все дверцы распахнуты, вокруг привычно сновали члены опергруппы, а с заднего сиденья машины свесилась узкая девичья рука с необычным перстнем на пальце.

Что-то на мгновение царапнуло сознание, но вскользь, почти неощутимо. Слушать о том, что снова обнаружена жертва «автомобильного маньяка», или, как его называли в Интернете – Дракулы, не хотелось. Как, впрочем, и обо всех других маньяках тоже. Мерзко это все, гнусно. Какая-то сволочь измывается над полными надежд и жизни людьми, потом забирает жизнь, принося горе и боль в семьи жертв, а телевидение и пресса смакуют это во всех подробностях! Как же – после «Битцевского маньяка» в Москве впервые появился новый урод, который вот уже на протяжении полугода убивал девушек, причем на этот раз никакой привязки к определенному месту, как это было с поклонником Битцевского парка, не было. Угнанную накануне машину с телом несчастной каждый раз находили в другом районе Москвы. Судя по всему, действовал законченный псих – мало того что жертва была зверски изнасилована, труп находили практически обескровленным, с разорванной сонной артерией. Именно разорванной, словно действовал зверь.

Именно об этом и трещала сейчас корреспондентка.

Нет уж, спасибо, не надо. Я отдохнуть должен, настроиться.

Алексей выключил телевизор и закрыл глаза. Может, получится подремать.

Увы, не сложилось. Вернее, сначала очень даже сложилось – во всяком случае, веки послушно закрылись, погружая хозяина в уютную дремоту, но шарахнувший по слуховым нервам телефонный звонок буквально смел Алексея с дивана.

Потому что заливался городской телефон, причем звонки бежали один за другим, нетерпеливо толкая предыдущего в спину. Так звучит межгород.

Неужели?..

Сердце в груди распухло до невероятных размеров, перекрыв доступ кислороду, в ушах назойливо звенел непонятно как очутившийся там комар, вместо рук болтались тряпичные конечности старой куклы, которые никак не желали слушаться.

И роняли трубку радиотелефона на пол вот уже в третий раз.

Да что ж ты за размазня такая, господин Майоров! Немедленно сгреби себя в кучу и ответь на звонок, иначе там, на другом конце эфирного мостика, положат трубку! И тогда, тогда…

«Тогда» отменялось, сложнейшая задача по надежной фиксации телефона в ватной ладони была успешна решена.

– Да, слушаю! – пришлось кричать, чтобы преодолеть грохот сердца и звон кретинского комара. – Зайцерыб, это ты?!

– Слава богу, нет, – насмешливо проговорил чувственный, бархатный голос. – Ни на зайца, ни на рыбу, ни на жуткого мутанта, который мог бы получиться в результате скрещивания этих особей, я не похожа. И вообще, ты чего так орешь? И сколько можно от меня скрываться? Мне это надоело, в конце концов! Сначала твоя старая овца блеет, что Алексей Викторович занят и просил не соединять, потом ты уехал, мобильный не отвечает! Ну, чего молчишь?

– Тебе на какой вопрос прежде ответить – чего орешь или чего молчишь? – когда-то этот голос вызывал волну вожделения, а теперь вожделение сменилось раздражением.

Это не межгород, это всего лишь звонок с мобильного…

– Он еще и издевается!

– Изабелла, не визжи, у меня от твоего дисканта голова раскалывается!

– Во-первых, у меня не дискант, а контральто, – истеричные нотки вдруг исчезли, сменившись сексуальным мурлыканьем. – А во-вторых, я просто соскучилась. Утром ты ушел, не поцеловав меня на прощание…

– Прекрати, – поморщился Майоров.

– Что прекратить, Лекс?

– Прекрати делать вид, что мы с тобой – любящая пара. Я уже сто раз тебе говорил – нас связывает только секс, и ничего больше! И это меня раздражает больше всего!