— Ты победил. Теперь у меня нет мужа.

Я охнул:

— И что? Я, что ли, должен о тебе заботиться? Ничего себе обычай… Распространить бы его на весь мир, сразу бы все войны прекратились!.. Или это у тебя такие шуточки?

Сказал и устыдился, какие шуточки могут быть, если только что убил ее мужчину, бесчувственная свинья, совсем огрубел, но слово не воробей, уже вылетело.

Она ответила очень серьезно:

— Но ты же убил моего мужа!.. Ты обязан это сделать… Таков Великий Закон!

— Чего-чего?

— Взять меня, — сообщила она мрачно. — По закону, убив мужа, ты забираешь его жен в наложницы, так как нельзя оставлять женщину одну.

Я окинул ее долгим взглядом, явно не горит желанием стать моей наложницей, но готова подчиниться обычаю или закону, что-то помню насчет этого в двадцать шестой суре, но я другого вероисповедания, я всегда другого, с каким бы ни столкнулся, а вообще-то, если честно, хотя этого никому не брякну даже спьяну, верую только в себя, да и то очень даже редко.

— Дорогуша, — сказал я, — я тебя доставлю до ближайшего селения, хорошо? А там либо езжай, либо устраивайся на жизнь, либо топай ножками в поисках лучшей жизни. Я не могу решать проблемы всех людей на свете! Не надо было выходить замуж за такого буйного дурака!.

Она ответила с чувством достоинства:

— Брак заключается родителями, я впервые увидела своего мужа только на брачном ложе.

— Ах да, — сказал я, — брак по договоренности! Скоро я стану специалистом по видам брака… Так что же с тобой делать?

Она в удивлении вскинула брови.

— Как что? Вези меня к своим женам. Надеюсь, ты человек закона, и у тебя их не больше четырех? А я буду наложницей… У тебя много наложниц?

Я сказал сердито:

— К счастью, у меня даже жены нет.

Она охнула:

— Да как же… Что с тобой не так?.. Ты настолько бедный? Даже одну не можешь купить? Ну ладно, наложницы — почти то же самое, что и жены, у них те же права, только у нас нет прав на совместно нажитое и на детей, если ты вздумаешь расторгнуть наши отношения.

Я сказал саркастически:

— А, так ты прям законница!..

Она фыркнула:

— А как иначе? Женщина должна помнить о своих правах.

— Ты говоришь, — сказал я с надеждой, — могу и расторгнуть?

— Да, — ответила она, — но только ты сперва должен войти в права господина и овладеть мной. А потом достаточно трижды сказать «Талак», и брак разорван.

Я почесал нос, задумался. Бобик тоже посматривал на нас по очереди в задумчивости и веселом удивлении.

Она все так же смотрит с непониманием, я пробормотал:

— Да как-то не по мне овладевать против воли.

— Но я — твоя собственность!

— Да, — согласился я, — раз уж я убил твоего мужа и тем самым взял его обязанности на себя… но все-таки… ладно, кто я таков, чтобы идти против Закона?.. Лучше пересядь ко мне, я отвезу тебя в твой домик. Или ты живешь в норе?

Она спросила обидчиво:

— Почему это в норе?

— Дикая какая-то, — сообщил я. — Если не в норе, то на дереве? У тебя там гнездо?

Она ответила с достоинством:

— У нас настоящий замок, хоть и… не совсем большой. Нет, я поеду на этом нашем коне.

— Твоем, — уточнил я.

Она вздохнула и поправила меня:

— Нашем.

Я умолк пристыженно, сообразив наконец, что она вкладывает в слово «наше» совсем другой смысл, чем я по своей привычной заторможенности и остроумии на лестнице.

— Тебя как зовут? — спросил я наконец.

— Алвима, господин.

— А меня Ричард.

— Просто Ричард?

— Просто, — сказал я сердито. — Без всяких там… разных.

Она сказала невесело:

— Тогда ты совсем бедный… но ничего, ты сильный воин.

— Ладно, — сказал я в раздражении, — поехали.

— Только держись рядом, — предупредила она. — Если напрямик, то придется ехать через земли Мурдраза.

— Чем-то опасные?

Она поморщилась:

— Только хозяевами.

— Старая вражда?

— Очень старая, — ответила она мертвым голосом. — Если увидят, что со мной нет моего мужа… Мурдраз обязательно нападет.

— Ого, — сказал я, — придется драться?

Она повернула голову и смерила меня недоверчиво-презрительным взглядом.

— А ты уже готов уклониться?

— Я всегда готов, — ответил я с постыдной для взрослого человека мальчишечьей бравадой, но что делать, в присутствии женщин мы все втягиваем животы и топорщим перья.

— А вот они не готовы, — сказала она.

Некоторое время мы ехали рядом, затем я поинтересовался:

— А другой дороги нет?

Она снова посмотрела на меня со странным выражением.

— Только через земли Нахимда. Но они еще опаснее.

— Ну и порядки у вас, — сказал я с сердцем. — Как пауки в банке.

Она проговорила медленно:

— Наверное, ты очень издалека.

— Очень, — согласился я. — Ты, значит, принадлежишь мне по тетравленду?

— Что такое тетравленд?

Я отмахнулся:

— Да та же забота о женщине, чтобы вы всегда были под защитой мужчин и покровительством. Как вижу, даже самые разные религии приходят к одним и тем же законам… Постой, вот там далеко не те люди Мурдраза, что с вами во вражде?

Она всмотрелась, лицо омрачилось.

— Они. Сражайся хорошо, мне очень не хочется стать наложницей у Мурдраза. У него их десятки, а тех, кто ему надоедает, передает, в нарушение закона, своим сыновьям.

— Какой мерзавец, — сказал я. — Вообще-то я всегда защищаю закон, каким бы тот… интересным ни был. Ты сойдешь на землю?

— Зачем?

— Твой конь не понесет?

— Он привык к схваткам, — сообщила она.

— А я вот нет, — ответил я со вздохом. — Уже и перерос вроде бы, а все равно… да и привыкну ли?

Всадники сперва неслись во весь опор, а когда увидели, что мы и не пытаемся убежать, перешли на рысь и приближались, не скрывая торжествующих усмешек.

Впереди рослый мужчина, очень сухой, с резкими чертами лица, такими я почему-то всегда представляю фанатиков, со злым и неприятным выражением, а трое с ним просто воины, по всему видно, что привыкли бахвалиться силой и глумиться над более слабыми.