Слишком плохо знал князя молодой писарь, чтобы так судить о нем. На службу к Дракуле поступил два лета назад. До того Пражский университет закончил, едва избежав обвинений в чернокнижестве. Подумаешь: пару раз плод пытался заклинаниями изгнать и мазь для вечной молодости приготовишь. Детишки, наверно, уже своими ножками бегают, а с личика прелестной белошвейки уже никогда сойдут темные пятна. Переборщил Ебата с лягушачьими лапками и соком разрыв-травы. Бежал из Праги ночью, но пожитки собрать успел. Коня по дороге увел, но совесть не мучила: пуще глаза своего беречь скотину надо, особенно такого жеребца. Разные люди по пути встречаются — честные и разбойники, никогда не знаешь, на кого попадешь. То же самое и про кошель сказать можно: кто ж его на поясе носит, на золотых завязках. Опля! И нет кошеля, а Ебата обогатился на десять золотых.

В Трансильванию Ебата подался, скорее, из чистого любопытства, чем по делу: во время учебы много слышал про летучих вампиров. Стоило студиусам напиться пенистого пива, как начинали сказывать одну страшилку за другой. И глаза-то у вампира красные, и зубы острые, и крылья перепончатые. Камнем падает с неба, впиваясь в шею когтями. Про то, как выглядела потом та шея, думать не хотелось. Зато страсть как хотелось на живого оборотня посмотреть. А если получится, то и зарисовать.

Но до княжества трансильванского Ебата так и не доехал: заплутал в валашском лесу. Конь, измученный бешеной скачкой, пал. Пришлось прирезать, глядя во влажные умоляющие глаза. Почему-то коня было жальче, чем себя.

Ночь обступила со всех сторон, и остался Ебата один на один со своими страхами. Кое-как развел костер, достал остатки вяленого мяса и черствую горбушку хлеба. Тут-то оборотень и явился. Был он крупным, заросшим, обернутым в волчью шкуру. От шкуры пахло железом и подсохшей кровью.

— Вечер добрый, позволь у костра твоего погреться.

Позволил. Куда деваться? Протянул полоску мяса, стараясь не выдать охватившую дрожь. Незваный гость взял, поблагодарил, молча прожевал. Потом протянул флягу крепкого вина.

Ебата сделал глоток и посмотрел в небо. Вокруг набухшей луны кружились нетопыри и вороны.

— Полнолуние скоро, — пояснил оборотень. — Нечисть силу набирает. Ты завтра по лесу не ходи, мил человек, в городе схоронись. В полнолуние в лесу делать нечего.

— А ты?

— Я привычный. С малолетства места эти знаю, все тропки избеганы, исхожены и вытоптаны. Если чужак пойдет, то пропадет зазря. Нечисть чужаков не любит.

Этого мог бы и не говорить. Ебата сам понимал, в какой переплет угодил, теперь и не выберешься. Помешал угля в костре, подкинул хвороста, и тот занялся с новой силой.

— Откуда путь держись?

— Из Праги.

— Студент, значит.

— Бывший, — Ебате не нравился внезапный допрос, но молчать в ответ не решался — боясь, что оборотень сочтет его невежливым.

— Чему обучен?

— Чтению, письму, латыни. Знахарское дело немного знаю. Языки легко даются.

— А на службу пойдешь? — спросил оборотень, сверкнув темным маслянистым глазом. Длинная черная борода зашевелилась. Показалось ли, что под ней гадюка пряталась? Показалось.

«Все, что происходит, это игра воображения, — сказал он себе. — Не стоит обращать внимания. Скоро рассвет, и он исчезнет. Если буду вести себя правильно, никто меня не тронет».

Оборотень не шевелился, внимательно рассматривая Ебату:

— На службу пойдешь? — повторил он свой вопрос.

— Смотря к кому, — осторожно ответил Ебата, на всякий случай, отодвигаясь на безопасное расстояние. — К Дьяволу не пойду. Имей в виду, что у меня на шее серебряный крест, и живым я тебе не дамся.

Оборотень недоуменно сдвинул темные брови и вдруг расхохотался.

— Ты меня никак за жителя лесного принял? Думаешь, я гуля какой или упырь голодный?

— А разве нет? — Ебата отполз еще на несколько шагов. Однако покидать спасительный круг костра он не решился. — Добрый человек ни за какие коврижки не решится надеть волчью шкуру.

— Почему?

— Сам знаешь, кто их носит.

— И кто же? — оборотень явно забавлялся.

— Тот, кто хочет стать оборотнем, — шепотом ответил Ебата. — Об этом все говорят. Где ты ее взял?

— Какая разница — есть и есть. В ней тепло. Кто бы мог подумать, что ты, ученый человек, веришь в вампиров?

— Но ты же сам говорил про нечисть…

— Я в университетах не учился, — насмешливо ответил ночной собеседник. — Но в отличие от тебя знаю, что от волчьей шкуры нечистью вряд ли станешь, хотя многие действительно в это верят. Вчера в таверне слышал, как рассказывали про трансильванского купца, купившего на ярмарке волчью и медвежью шкуры. Привез их купец домой, расстелил на полу. Любуется, оглаживая мех. А ночью, как раз полнолуние было, ожили шкуры и ну за ним бегать: то волк вперед вырвется, то медведь. Так и гоняли до самого утра, пока купец тот дух не испустил.

— А шкуры? — заинтересовался Ебата.

— Шкуры опять продали. Кому — не ведомо.

Ебата посмотрел на серую накидку и поежился.

— Светает, — сказал мнимый оборотень и поднялся. — Костер вон совсем догорел. Если надумаешь насчет службы, иди в замок князя Дракулы. Ему писарь нужен.

— А кого спросить? — пискнул Ебата.

— Меня и спросишь, — Раздалось из-за кустов. — Князя Дракулу.

Это была первая их встреча. И при свете дня князь оказался не таким страшным, как казался. Не было в нем и ничего демонического — человек как человек, разве что вспыльчивый и жесткий. Платил всегда исправно, кормил и поил вволю, а то, что плетей давал изредка, так это ничего — если вдуматься, то мог бы убить. Со временем Ебата понял, что князю импонируют насмешливость и бойкость. Вот и позволял себе иногда пофамильярничать… И только одного вопроса так и не решился задать: что делал валашский князь в лесу той ночью?

А любопытство зудело…

* * *

Дракула наконец открыл глаза, лениво подкрутил ус. Священник и писарь боялись пошевелиться: первый смотрел на господаря с робкой надеждой и верой в чудо, второй — с мудрым пониманием. Кто-то, а Ебата прекрасно знал, что последует дальше.

— Казнить животное!

Грек визжал свиньей, когда два дюжих мужика волокли его в княжеский сад смерти — любимое место для кровавых забав. Там уже палач привычно остругивал осиновый кол. Специально делал потоньше, чтоб жертва помучилась.

— Пощади! Богом прошу! — кричал отец Гектор.

Но где найти уши, чтобы его услышали, или глаза, чтобы увидели?! Влад равнодушно уставился в безоблачное синее небо, словно чего-то ждал. Бог молчал, и Цепеш дал знак продолжать казнь.

— Нет! — бился Гектор, пока с него срывали одежды. Но как только поднесли к колу, обмяк куклой тряпичной, предварительно обмочившись. В беспамятстве и насадили, словно барана на вертел. Клирику повезло — умер быстро, не приходя в сознание. Дракула поморщился: никакой радости от казни. И что за день?!