– Нужны подробности? – усмехнулась она. Но, увидев выражение его лица, сразу поменяла тон: – Извини, глупая шутка. Видимо, ерничество – единственно правильный способ признаться в том, что произошло.

Он молча ждал, когда она наконец обо всем расскажет.

– В какой-то момент меня оставили одну с молодым парнем. Ему было лет тридцать, не больше, – начала Вирджиния. – Видимо, у него какие-то садистские наклонности, его возбуждала женщина в наручниках. Если бы у меня руки были свободные, у него не было бы ни одного шанса. Но я была в наручниках. Такой прыщавый неприятный тип, от которого резко пахло итальянским парфюмом. Очень приторный запах. Сначала их было трое. Когда я попросилась в туалет, они поручили этому типу отвести меня. И он стоял и смотрел. Можешь себе представить? Даже когда я попросила его отвернуться, он все равно нагло улыбался и смотрел.

А потом мы вернулись. Он продолжал все время смотреть на меня, и когда эти двое ушли, полез ко мне. У меня были скованы обе руки, – повторила Вирджиния. – Этот придурок минут двадцать пытался меня раздеть. Такой кретин! А потом так быстро все сделал, словно куда-то торопился. Было совсем не больно. Противно и неприятно. Видимо, он ожидал, что я буду вести себя как-то иначе. Но я молча смотрела на эту гниду. А когда он закончил и полез целоваться, я плюнула ему в лицо. Вот тогда он меня ударил. Расчетливо ударил. Не по лицу, чтобы не было заметно, а в живот.

Дронго сидел, словно окаменев.

– И почти сразу появились его друзья, – опустив голову, сказала Вирджиния, – вот такая… не очень приятная история.

– Как его звали?

– Не знаю. Он не представлялся. Видимо, есть мужчины, которых возбуждает сама мысль об обладании женщиной, зависимой от них. Такие неуверенные в себе самцы. Начальники, пристающие к своим секретаршам, не отвечающим им взаимностью, отчимы, насилующие своих падчериц, тюремщики, пользующиеся своим положением, чтобы мучить заключенных. В обычной жизни они не всегда состоятельны, а здесь чувствуют свое превосходство. Обычная категория подонков.

– Я должен перед тобой извиниться. Мы не сумели тебя защитить.

– Ты сумел меня спасти. И вы с Лоусоном не обязаны были меня защищать. Я сама была виновата.

– Мне казалось, что у этих подонков сохранились хотя бы зачатки порядочности, – прошептал Дронго, дотронувшись до ее холодной руки.

– Тщетные надежды, – возразила она. – Хотя остальные вели себя более порядочно, даже угощали кофе, перед тем как отправить в отель. По-моему, этот тип очень боялся, что я кому-то пожалуюсь. Смотрел на меня с большой опаской и ждал, когда я начну жаловаться.

– Вот и нужно было это сделать, – гневно произнес Дронго, – такие вещи не прощают даже у бандитов. Его бы не оставили в живых.

– Я не хотела никому говорить, – поморщилась Вирджиния, – это было так унизительно. И стыдно, – добавила она, чуть помедлив. – В конце концов, я не девочка, которая потеряла свою девственность. Мне не хотелось никому об этом рассказывать. Но сюда приехала врач-психолог, которая решила со мной поговорить. Мне сделали два укола. Я думала, что это обычное снотворное, а она ввела мне «сыворотку правды», и я все ей рассказала. Это была их своеобразная мера предосторожности. Они всегда так проверяют людей, которые работают на них, чтобы убедиться в их искренности.

– Хотели проверить, не сдалась ли ты нарочно и не рассказала ли им об этом клубе, – понял Дронго.

– Видимо, да. Но они все узнали и приняли решение убрать меня с этого расследования. Я думаю, что они поступили правильно.

В дверь постучали, и Дронго, поднявшись, пошел к дверям. Там стояли врач, Лоусон и один из охранников.

– Вы закончили? – спросила врач.

– Вы всегда узнаете правду таким противоестественным способом? – вместо ответа задал свой вопрос эксперт.

– Она вам уже рассказала, – поняла врач.

– Немного. И вы приняли решение снять ее с этого расследования?

– Не я. Я не тот человек, который принимает решения. А вы считаете, что в таком состоянии она должна продолжать заниматься этим делом? И снова рисковать?

– Я этого не говорил. Просто непонятно, зачем вы сделали ей эти уколы. Она могла честно ответить на все ваши вопросы.

– Есть вопросы, на которые не хочется отвечать, – резонно возразила врач. – Женщины не любят рассказывать о подобных вещах. И чем сильнее женщина, тем меньше шансов, что она вам об этом расскажет. Такую травму они носят в себе. Извините, но у нас нет времени на дискуссию. Мы должны уезжать. И вы тоже должны уезжать.

– Да, я помню. Еще одну минуту. Только одну минуту. – Дронго захлопнул дверь и вернулся к Вирджинии. – Я буду считать себя лично ответственным за все, что с тобой произошло, – сказал он, – и не успокоюсь, пока не найду этого мерзавца. Даю тебе слово.

– Ты эксперт, а не герой романтических фильмов, – покачала она головой, – и тем более не мститель. Не нужно никого искать. Я уже забыла обо всем, что там произошло.

– А я нет. И вряд ли когда-нибудь забуду. – Дронго наклонился, осторожно поцеловал ее в лоб и молча вышел в коридор.

Врач, недовольно покачав головой, зашла в номер и громко хлопнула за собой дверью, показывая свое неодобрение. Лоусон опустил голову. Вместе с Дронго и в сопровождении вооруженного охранника они направились к номеру эксперта.

– Как она? – тихо спросил Лоусон.

– Ты все знал и ничего мне не сказал, – укоризненно произнес Дронго.

– Я не знал, – пояснил Лоусон, – мне рассказали обо всем только сегодня утром.

– Мне тоже будут колоть эти «уколы правды»? Или мне сделают укол, чтобы навсегда стереть мою память?

– Не говори глупостей, – нервно дернулся Лоусон, – твоя память стоит так дорого, что на подобный идиотизм никто не решится. Ты слишком известный и опытный эксперт.

– Я соберусь за десять минут, – сказал Дронго, входя в свой номер. Закрыв за собой дверь, он прислонился к ней и закрыл глаза. Простояв так целую минуту, достал свой телефон и быстро набрал знакомый московский номер. И почти сразу раздался голос его напарника и друга Эдгара Вейдеманиса:

– Слушаю тебя. Что случилось?

– Извини, что я звоню в такое время. У вас, наверное, уже ночь, – начал Дронго.

– Давай без извинений. Что-то случилось?

– Как обычно. Нужно, чтобы ты срочно прилетел в Нью-Йорк.

– Когда?

– Немедленно.

– Настолько все сложно? – сразу понял Эдгар.

– Более чем.

– Прилечу ближайшим рейсом, – пообещал Вейдеманис.

Дронго убрал телефон в карман. Затем, немного подумав, снова достал его и стер запись о своем звонке. Если аппарат попадет в чужие руки, то совсем необязательно знать, кому и куда он звонил.