Джейн повезло с учительницей. Мисс Саттон была молода, умна и полна энтузиазма. Не будет преувеличением сказать, что она подходила к просвещению нищих с поистине миссионерским пылом. Она разглядела в Джейн необычайные способности и твёрдо вознамерилась развить их. Девочка научилась писать и читать чуть ли не в несколько раз быстрее своих товарок, и, пока мисс Саттон мучилась с остальными детьми, которые учили алфавит и пытались разбирать слова, Джейн писала для неё рассказы. Сочинение давалось ей легко и радостно – она бралась за предложенные мисс Саттон темы и придумывала чудесные детские истории. Несколько рассказов показали директору школы, и та отметила, что перед ними выдающийся ребёнок, и передала для Джейн экземпляр «Детского сада стихов» Стивенсона. Девочку заворожил поэтический ритм, и она быстро выучила множество произведений наизусть и мысленно читала их отцу.

Мисс Саттон познакомила Джейн с историей и географией, используя вместо учебника детскую энциклопедию. Уроки проходили втайне, поскольку мисс Саттон наняли преподавать чтение, письмо и арифметику. Кроме того, ей хватило благоразумия осознать, что, если она попросит дополнительных занятий для Джейн, ей откажут, и на этом всё закончится.

Мисс Саттон избрала мудрую политику – она выдавала Джейн по книге за раз и говорила:

– Думаю, тебе понравится. Как закончишь, напиши мне об этом, и мы обсудим всё за обедом.

Джейн обожала мисс Саттон, и их беседы о королях, королевах и дальних краях были лучшими моментами её дня.

Детская энциклопедия являлась настоящим сокровищем: десять толстых томов в красивых тёмно-синих переплётах с золотой гравировкой. Джейн жадно поглощала их. Она любила книги, ей нравилось трогать и нюхать их, и она была бы счастлива оставить энциклопедию себе, но это было невозможно: она хранилась в книжном шкафу. Однако мисс Саттон по первой же просьбе выдавала её. Джейн относилась к ней с благоговейным трепетом. Каждое слово здесь было священно – ещё бы, ведь так говорилось в «циклопедии».

Однажды ей попалось длинное незнакомое слово. Водя пальцем по странице, она принялась разбирать его вслух. «Пар» – тут всё ясно. «Ла» – хм, странно. «Мент» – вроде бы понятно, но что значит всё вместе? И тут вдруг всё прояснилось: парламент. Говорили, что её папа – в парламенте. Она бросилась читать с такой страстью, будто от этого зависела её жизнь. Дети вокруг разбирали слова: К-О-Т, П-Ё-С. Джейн ничего не слышала – она жадно впитывала информацию о парламенте и конституции Великобритании. Она мало что понимала, но это было неважно, ведь речь шла об отце. Девочка перелистнула несколько страниц и вдруг увидела его. Иллюстрация так и бросилась ей в глаза. Это был папа, именно такой, каким она всегда его воображала: высокий, худой, с проседью, с добрым и задумчивым лицом. В элегантном сюртуке с фалдами, узких брюках и роскошных ботинках. С цилиндром на голове и – тростью с золотым крестом на набалдашнике в руках. Пальцы у него были длинные и изящные, прямо как у неё. Джейн поцеловала страницу.

Зазвенел колокол, сигнализирующий о начале обеденного перерыва. Подошла мисс Саттон:

– Пойдём, Джейн, пора есть.

– Что такое парламент?

– В парламенте заседает правительство Его Величества. Пойдём.

– А где они сидят? Мне туда можно? Отведёте меня?

Мисс Саттон рассмеялась. Любознательный ученик – счастье для настоящего учителя.

– Обещаю, расскажу о парламенте всё, что знаю. Но сначала надо подкрепиться. Ты же хочешь вырасти, чтобы стать большой и сильной? Приходи после обеда.

После еды мисс Саттон, как смогла, объяснила семилетней девочке, как члены парламента придумывают законы, по которым живёт страна.

– То есть это очень важные люди, так? И очень важные правила? – спрашивала Джейн.

– Очень, важнее у нас никого нет.

– Важнее директора работного дома?

– Гораздо. Члены парламента – самые значимые люди в стране после короля.

Дыхание Джейн участилось. Она не в силах была скрыть свой восторг. Мисс Саттон с изумлением наблюдала за ней. Джейн посмотрела на учительницу, её синие глаза сияли («Какое чудесное сочетание, тёмные кудри и синие глаза», – подумала мисс Саттон). Девочка закусила нижнюю губу. Недавно у неё выпал молочный зуб, и теперь она со свистом втянула воздух через щёлочку, потом потрогала её языком. Наконец она расплылась в улыбке и доверительно прошептала:

– Мой папа работает в парламенте.

Мисс Саттон, мягко говоря, удивилась. Она слишком хорошо относилась к девочке, чтобы оборвать её резким замечением: «Не говори глупостей!», но рассудила, что она обязана как-то развеять это заблуждение.

– Ну что ты такое говоришь, Джейн, это вряд ли.

– Нет, он там, я в книге видела! Я его видела.

Она нашла нужную страницу и ткнула пальцем в портрет типичного члена парламента, изображённого таким, каким его вообразил иллюстратор.

– Джейн, это не настоящий человек, а просто рисунок, чтобы мы знали, какую форму носят члены парламента. Он не твой отец, милая.

– Папа! Это мой папа! – разрыдалась Джейн. – Вы просто не знаете! Вы его не знаете!

А я знаю, и это он!

Джейн в слезах выбежала из класса.

Бедная мисс Саттон не понимала, что делать, и отправилась к директору школы. Вместе они решили, что подобная реакция – всего лишь проявление тоски впечатлительного ребёнка по неизвестному отцу. Директор посоветовала занять девочку чем-нибудь ещё и больше не упоминать о парламенте. Так Джейн сама обо всём забудет.

Джейн пришла к тому же выводу. Она не станет говорить об отце никому, кроме Пегги. Никто, даже мисс Саттон, не стоит доверия. Она притворилась, будто совсем позабыла об этой беседе, и вела себя как ни в чём не бывало. Но теперь Джейн знала, в какой книге, на какой странице живёт её папа, и при любой возможности она доставала том из шкафа и любовалась им. Если кто-то проходил мимо, она торопливо переворачивала лист, притворяясь, будто читает о чём-то другом.

Сэр Иан Астон-Смали считался настоящим филантропом. Этот выходец из Оксфорда посвятил большую часть жизни (и значительную часть состояния) улучшению условий жизни детей в бедных районах Лондона. Он основал Оксфордское общество помощи бедным детям и выделял средства для отдыха ребятишек из работных домов. Этот труд был также по душе и его жене, леди Лавинии. Они изучали жизнь в работных домах, и, хотя оба признавали, что с середины века положение дел значительно улучшилось, они своими глазами видели сотни бледных, неулыбчивых малышей в домах и приютах и стремились им помочь. Идея ежегодных каникул принадлежала леди Лавинии.

– Неужели это так много, – вопрошала она, – две недели у моря, где все эти нежеланные дети могли бы дышать свежим воздухом и греться на солнце?

Противники этой идеи обдали её презрением.