Но…

Как всегда, в лучших традициях самого паршивого фильма, или по закону Мерфи запинаюсь о подол своего нарядного и крайне длинного платья.

Черт.

Падаю прямо на свою пятую точку.

Довольно болезненное ощущение, неприятное. Но самое неприятное и страшное – что при этом я произвожу столько шума, что можно поднять мертвого. Воистину слон в посудной лавке…

Может, у меня есть время уползти? Вскочить, не сломав и не подвернув ноги? Но нет, кажется, нет. Мне не везет. Я вижу, как отворяется дверь и из комнаты выходит Камал.

Он тушит сигарету о пепельницу, медленно ставит ее в сторону возле небольшой вазы, делает несколько шагов ко мне. Смотрю испуганно на него и в моей голове быстро вертятся шестеренки: я обдумываю, как бы лучше соврать, что ничего не слышала, ни одной реплики его страшного телефонного разговора.

Он протягивает мне свою ладонь, и мне не остается ничего другого, как принять его помощь. И только наши пальцы соприкасаются, мне кажется, что меня бьет током – такое мощное, странное ощущение, переворачивающее все тело и мозг. Первой моей реакцией становится одернуть руку, но Камал мне не дает этого сделать, резко тянет на себя, я буквально взлетаю и снова повторяется момент нашего знакомства: я стою и пялюсь в вырез его рубашки.

От него пахнет дымом сигарет, но прямо сейчас, в полутемном коридоре, освещенном несколькими бра по углам, в опасной близости к малознакомому мужчине, почему-то меня не пугает этот аромат. Не пугает и более того – начинает нравиться.

— Пойдем, Оксана. — Говорит он тихо, прямо в ухо, и по моей спине и рукам бегут мурашки от его проникновенного, пронизывающего голоса. — Я покажу кое-что, тебе

— Я уже все видела в вашем доме, спасибо, — стараюсь удержаться в рамках приличия, несмотря на то, что этот человек все время разрушает личные границы. И мне все еще страшно – что он может со мной сделать после того, как я услышала его разговор? А в том, что он догадался, кто стал свидетелем его беседы, я не сомневаюсь – тут нужно быть круглым дураком, каким Камал точно не является.

Однако он по-хозяйски берет меня за руку и тянет за собой. Его ладонь немного шершавая, теплая и сухая. Пальцы длинные, красивые, и хватка у него очень уверенная. При этом он идет так медленно, что мне становится понятно: он подстраивается под мою походку. Семенить за мужчиной, облаченной в длинное платье и на высоких каблуках не очень приятное занятие, особенно если идти-то и не хочется и сердце подсказывает вырваться и бежать в другом направлении, противоположном Камалу.

Но это невозможно. Он не злится, он совершенно спокоен, как гепард перед прыжком.

— Камал, вы знаете, мне пора. Все было очень мило, мне действительно понравилось, но нам с мужем нужно уходить. Думаю, он меня ищет, — я пытаюсь воззвать к его аналитическому отделу мозга, чтобы он понял: если я пропаду, меня будут искать именно в доме. И если найдут останки, то первым и самым главным подозреваемым станет, конечно же, именно он.

Однако Камал продолжает вести меня по одному ему известному маршруту, сворачивая за углы длинных коридоров, освещенных или не очень. Я удивляюсь – насколько у него большой дом, - и дернул же меня черт попасться ему на глаза в этих огромных хоромах.

— Кто ищет – тот найдет, — откликается Камал. Вежливо, отстраненно. Я закатываю глаза. Какие еще слова подобрать, чтобы он оставил меня в покое?

Наконец, он останавливается. Поворачивается ко мне.

— Вы давно замужем?

От этого внезапного вопроса я сначала теряюсь, а потом отвечаю:

— Два месяца.

Теперь приходит его черед закатывать глаза. Я вижу, что ему не нравится мой ответ. Он хочет что-то сказать, но удерживает свой порыв в себе.

— Проходите, — кивает он на дверь, возле которой облокачивается о стену. Гляжу на него с сомнением. Весь его вид олицетворяет скуку: расслабленная поза, сложенные на мощной груди руки, легко согнутые в коленях ноги. Однако я вижу, что внутри его ведется нешуточная борьба. Камала выдает быстрый взгляд, которым он окидывает мое лицо, закушенная губа, словно он хочет что-то сказать, но не дает себе это сделать, и часто вздымающаяся грудная клетка, словно он пробежал марафон, тогда как мы шли довольно легким шагом из-за моих каблуков.

— Что это за комната? — я ощущаю, как страх расправляет во мне змеиные кольца. Возможно, я открою дверь, он втолкнет меня туда и приставит пистолет к виску. Или замурует в бетон и выбросит в реку на корм рыбам. Так, кажется, делал крестный отец?

— Это спальная комната, — он говорит тихо и это вынуждает меня слушаться: я тоже снижаю голос на пару тонов.

— Вы меня неправильно поняли, — сглотнув, говорю я. — Или приняли не за ту. Я замужем, мне от вас ничего не нужно.

Его глаза будто расширяются от бешенства, и, не будь я уже такой запуганной, мне пришлось бы отшатнуться в страхе.

— Входи, — кивает он мне.

И тут меня буквально начинает колотить. Озноб бьет сначала по рукам, а после ему подчиняется все тело. Наверное, это страх или предчувствие скорой смерти. А умирать я точно не хочу. И если последнее время меня посещали трусливые мыслишки о самостоятельной кончине, то теперь, когда на меня, казалось, смотрело взведенное дуло пистолета, я ощутила вкус к жизни.

— Вы меня не заставите, — дерзко говорю ему я. — Я не ваш работник, нанятый человек. Я вам не принадлежу, между нами нет никакого контракта. Мы не будете мне приказывать.

Он с интересом слушает мою тираду.

— А попросить?

— Что?

— Попросить я могу? Оксана, войди в эту комнату.

Он отталкивается лопатками от стены и делает шаг ко мне, и я, ощущая опасность от надвигающейся громады, делаю то, что он мне и приказал: открываю дверь. И тут же в ужасе прикладываю ладонь ко рту, стараясь удержаться от крика.

В полутемной комнате горят свечи и поэтому не составляет труда оценить масштаб трагедии, которая разворачивается прямо передо мной: на огромной кровати полулежит Игорь, в рубашке и брюках, но одежда явно помята и расстегнута. А прямо перед ним танцует и по-змеиному извивается под негромкую музыку шатенка в одном белье.

Они оба недоуменно сначала смотрят на меня несколько секунд, и тут же начинается сцена, как в плохих историях на телеканале «Домашний»: она испуганно вскрикивает, хватает первую попавшуюся вещь и прижимает к себе, чтобы прикрыться. Он кричит: «Оксана, ты все не так поняла!», и пытается выбраться с этой огромной кровати. Матрас слишком мягкий и упруго прогибается под ним, не давая сделать все быстро.

А сзади меня держит своими мощными руками, прижавшись могучей грудью к дрожащей спине змей-искуситель и шепчет мне в ухо:

— Смотри, Оксана, смотри и запоминай. Никому нельзя верить!