Лимонад был выпит, обещание дано и добросовестно исполнено вопреки многим искушениям. Так внутреннее чутье помогло девочкам воспользоваться удачным моментом, чтобы оказать своему другу услугу, за которую он благодарил их всю жизнь.

После завтрака все разбрелись по двое и по трое по дому и саду, согретые теплом солнца и гостеприимства. Мег и Джон случайно остановились в центре лужайки перед домом, и Лори тут же пришла в голову идея, осуществление которой стало заключительным аккордом этой необычной свадьбы, где все было не так, как принято в светских кругах.

– Все женатые и замужние берутся за руки и танцуют вокруг молодых, как это делается в Германии, а мы, холостяки и девицы, разбившись на пары, выделываем курбеты за кругом! – крикнул Лори, увлекая Эми в танец на садовой дорожке с таким заразительным весельем и ловкостью, что все остальные без возражений последовали их примеру. Сначала в круг встали мистер и миссис Марч, тетя и дядя Кэррол, к ним тут же присоединились остальные, и даже Салли Моффат после минутного колебания перебросила шлейф через руку и вовлекла в круг Неда. Но довершили всеобщее веселье мистер Лоренс и тетя Марч: когда величественный старый джентльмен торжественно подошел к старой леди танцевальным шагом, она сунула свою палку под мышку и проворно заковыляла по лужайке, чтобы, взявшись за руки с остальными, потанцевать вокруг новобрачных, в то время как молодежь порхала по саду, словно бабочки в летний зной.

Все запыхались, и импровизированный бал завершился. Вскоре гости начали расходиться.

– Желаю тебе счастья, моя дорогая. От всей души желаю. Но думаю, что ты все-таки пожалеешь о том, что сделала, – сказала тетя Марч, а когда жених вел ее к экипажу, добавила: – Вы, молодой человек, получили сокровище, смотрите же, будьте его достойны.

– Ах, Нед, это самая прелестная свадьба из всех, на которых я была. И не могу понять почему. Ведь здесь не было ни капли роскоши и шика, – заметила, обращаясь к мужу, миссис Моффат, когда их экипаж отъезжал.

– Лори, мой мальчик, если когда-нибудь ты захочешь позволить себе подобного рода удовольствие, призови себе на помощь одну из этих девочек, и я буду вполне удовлетворен, – сказал мистер Лоренс, поудобнее устраиваясь в своем любимом кресле, чтобы отдохнуть после утренних волнений.

– Я сделаю все, что смогу, сэр, чтобы вы были довольны, – с необычной готовностью ответил Лори, аккуратно вынимая из петлицы букетик, который приколола ему Джо.

Маленький домик был совсем недалеко, и свадебным путешествием Мег стала просто тихая прогулка с Джоном по дороге от старого дома к новому. Когда, переодевшись, она снова спустилась в гостиную, похожая в своем сером костюме и завязанной белой лентой соломенной шляпке на очаровательную квакершу[10], вся семья собралась вокруг нее, и прощание было таким нежным, словно она и в самом деле отправлялась в далекое путешествие.

– Не думай, будто я теперь разлучена с тобой, мама, дорогая, или будто люблю тебя меньше оттого, что так глубоко люблю Джона, – сказала она, обняв мать, и глаза ее на мгновение наполнились слезами. – Я буду каждый день приходить сюда, папа. И надеюсь, что вы будете любить меня по-прежнему, хоть я теперь и замужем. Бесс собирается часто проводить время со мной, и остальные девочки будут забегать в гости, чтобы посмеяться над стараниями и промахами новоиспеченной домохозяйки. Благодарю вас всех за этот счастливый день моей свадьбы. До свидания, до свидания!

Они стояли, провожая ее взглядами, в которых было выражение любви, надежды и нежной гордости, а она шла, опираясь на руку мужа, с охапкой цветов, и июньское солнце освещало ее счастливое лицо – так началась замужняя жизнь Мег.

Людям требуется много времени, чтобы понять разницу между талантом и гениальностью; это особенно касается честолюбивых молодых мужчин и женщин. К Эми понимание этого различия пришло лишь в результате множества испытаний и разочарований, так как, принимая энтузиазм за вдохновение, она с юношеской дерзостью перепробовала все виды искусств. На долгое время наступило затишье в создании «куличиков» (выражение Ханны), и Эми посвятила все свои усилия выполнению тончайших рисунков тушью и пером, проявив при этом такой вкус и мастерство, что ее изящные произведения принесли ей и удовлетворение, и доход. Но переутомление глаз вскоре заставило художницу отложить перо и тушь и предпринять смелую попытку овладеть искусством выжигания по дереву.

Пока продолжался этот творческий порыв, семья жила в постоянном страхе перед пожаром. В любое время дня и ночи в доме ощущался запах горелого дерева, пугающе часто с чердака или из дверей сарая валил дым, повсюду в беспорядке валялись раскаленные покеры[11], и Ханна никогда не ложилась спать, не поставив у двери ведро воды и обеденный колокольчик на случай пожара. На нижней стороне доски для разделки теста было обнаружено выполненное дерзновенной рукой лицо Рафаэля[12], на крышке пивной бочки появилось изображение Бахуса[13], поющий херувим украсил крышку ведра с сахаром, а попытки изобразить Ромео и Джульетту[14] обеспечивали в течение некоторого времени кухонную растопку.

Переход от выжигания к маслу был вполне естественным для обожженных пальцев, и Эми с тем же пылом принялась за живопись. Знакомый художник снабдил ее своими старыми палитрами, кистями и красками, и она малевала вовсю, производя в огромном количестве сельские и морские пейзажи, каких никто никогда не видывал на суше и на море. Ее чудовища, долженствовавшие изображать домашний скот, вероятно, получили бы приз на сельскохозяйственной выставке, а опасный угол наклона ее судов, несомненно, вызвал бы морскую болезнь у самого опытного моряка, в том случае, разумеется, если бы полнейшее пренебрежение всеми известными нормами кораблестроения и расположения оснастки не заставило бы его скорчиться в судорогах от хохота при первом же взгляде на полотно. Смуглые мальчики и темноглазые мадонны, взиравшие на вас из угла студии, напоминали творения Мурильо[15]; маслянисто-коричневые неясные очертания лиц с огненной полоской не в том месте, где нужно, предположительно были навеяны Рембрандтом[16], пышущие здоровьем дамы и отечные младенцы – Рубенсом[17], а Тернер[18] являлся в голубых грозах, оранжевых молниях, коричневом дожде и фиолетовых облаках с томатного цвета пятном посередине, которое могло быть солнцем или маяком, рубахой матроса или королевской мантией, как заблагорассудится зрителю.