– Ничего не состоялось, – сказал он невнятно, так что она еле расслышала.

– Что не состоялось?

– Ужин не состоялся! Послушай, Клея, послушай, ради бога. Ты нужна мне, – с трудом выговорил он. Наверное, страшно злится на себя, подумала она. Если то, что он говорит – правда, ему, должно быть, не очень приятно переступать через себя. – Я не могу без тебя… Я думал о тебе весь этот проклятый день. Сейчас я приеду. Я хочу…

– Нет, – сказала она твердо, хотя представляла, как он будет удивлен и огорчен. – Я устала, – холодно объяснила она. – Я хочу сегодня лечь пораньше… Встретимся завтра.

Она бросила трубку, и Макс не успел ответить ей.

Нет, сегодня она ни на что не способна. Ни на что.

Кто-то непрерывно звонил в дверь. Разбуженная знакомым и очень неприятным в ту минуту звуком, Клея с трудом приходила в себя после тяжелого сна. Нащупав выключатель ночной лампы, она зажгла свет, показавшийся ей слишком резким, и стала всматриваться в часы. Было всего десять. Ее удивило, что она могла так быстро заснуть. Наверно, сразу провалилась в сон, как только голова коснулась подушки, решила она.

Резкий звонок не давал покоя, подгонял ее – она вскочила с постели и накинула халат. Клея не представляла, кто бы это мог быть, одно было ясно: этот кто-то очень настойчив. Поморщившись, Клея побежала навстречу назойливому звуку. Все еще не совсем проснувшись, она приоткрыла дверь, насколько позволяла цепочка, и посмотрела перед собой.

Перед ней, прислонившись к косяку двери, стоял Макс. Руки его были засунуты в карманы черного вечернего костюма. Галстук-бабочка съехал набок, а рубашка наверху расстегнулась, открывая смуглую, крепкую шею. Лицо его было мрачно. Несколько минут смотрели они друг на друга в полном молчании. Затем, все еще не говоря ни слова, Клея прикрыла дверь, чтобы снять цепочку, и немного отступила назад, впуская Макса. На этот раз она не поднимала, на него глаз.

Он медленно вошел, немного сутулясь, и, мягко отстранив Клею, тихо закрыл за собой дверь.

– Я спала. – Клея неуверенно провела рукой по спутавшимся волосам.

Молчание.

Клея судорожно сглотнула, чтобы избавиться от какого-то неприятного комка в горле. У нее все немного плыло перед глазами, которые, как она с ужасом ощущала, были красными и опухшими. В общем, она чувствовала себя совершенно разбитой, и это никак не придавало ей уверенности. Во всяком случае, у нее не было сил объясняться с разгневанным Максом.

Он же, как всегда, выглядел великолепно: его твердое, красивое лицо, как назло, казалось Клее необыкновенно привлекательным. Сердце ее тоскливо сжалось. Неужели он всегда будет так действовать на нее? – подумала она. Глядя на него, она постоянно испытывала пьянящее возбуждение, но часто это чувство омрачалось сознанием своей неполноценности.

– Что с тобой. Клея? – спросил он тихо, нарушив наконец затянувшееся, тягостное для них обоих молчание.

Она подняла на него грустный взгляд – он тоже внимательно смотрел на нее из-под длинных черных ресниц. Кажется, она ошиблась – он совсем не сердится. Он действительно взволнован, но от этого она почему-то почувствовала еще большую подавленность. Ей нечего было ответить ему, и она снова низко опустила голову, чтобы избежать его взгляда.

– Ты что такая бледная, расстроенная? – спросил он ласково, не дождавшись ответа на свой первый вопрос.-Сегодня утром, когда я уходил отсюда, ты была какая-то странная, и на работе тоже… очень тихая.

Затем, вслед за ее молчанием, он со вздохом добавил:

– Знаю, я свинья, эгоист, каких свет не видывал, но не так уж я плох, чтобы не понимать, что с тобой что-то случилось… В чем дело. Клея, что произошло?

От слабости Клея задрожала и чуть не разревелась. В его словах было столько ласки и заботы, что ей захотелось броситься к нему на грудь, обвить руками его шею, утешиться в его объятиях, – снять груз с души, принять его помощь и поддержку… Ей так хотелось, чтобы он любил ее!

В глазах ее стояли слезы, и она была бесконечно рада, что могла спрятать лицо за длинными волосами. Слава богу, в небольшом коридоре было темно – он освещен только узкой полоской света из-за двери в спальню.

– Это я виноват? – спросил Макс хрипло. – Я чем-то обидел тебя? Сказал или сделал что-то не то? Клея, что с тобой? – Сейчас в его голосе слышалось нетерпение. Он не сделал ни единого движения ей навстречу, не стал касаться ее. Он просто стоял в двух шагах, смотрел на ее опущенную голову и ждал, что она наконец объяснит, что происходит.

Внутри у нее все ходуном ходило. Она боялась, что не выдержит и выдаст себя, что Макс заметит, как ее колотит. Он пришел так внезапно – она не успела психологически подготовиться, собраться, но сейчас ей нужно сделать это во что бы то ни стало. Она глубоко вздохнула – затем подняла на него глаза, на этот раз более уверенно.

– Просто я очень устала. Макс, – ответила она тихо. – Ты здесь ни при чем, абсолютно ни при чем.

Собственный голос показался ей чужим и странным: может быть, она умерла? Да нет, мертвым не бывает так больно, как ей сейчас. Мертвым легче.

Лицо Макса было хмурым, поза напряженной. Он был озадачен ее поведением и чувствовал себя не в своей тарелке. Он всегда стремился к тому, чтобы весь ход его жизни был предельно отлажен, и ненавидел неловкие, неясные положения.

– С нами, женщинами, иногда такое бывает – сказала Клея нарочито весело, как бы подтрунивая над собой. – Гормоны виноваты.

– Так вот оно что! – Такое объяснение его вполне устраивало, по крайней мере, оно было понятным. Никакой особой тайны он тут не видел, и на душе у него полегчало.

А она с тайным разочарованием наблюдала, как быстро сходит с него напряжение: лицо повеселело, черты разгладились, а во взгляде снова появилась обычная спокойная надменность.

Но когда он обнял ее за плечи и прижал к себе, она не сопротивлялась. Ей необходима была его поддержка. Конечно, у него было свое, неверное представление о том, что с ней происходит, но она ощущала такую беспомощность, что была рада любым крохам его внимания. Она любила Макса, она ждала его ребенка, и ей было страшно думать о будущем – о будущем без Макса, без его привязанности к ней, как бы неглубока и поверхностна она ни была.

– Я просто бесчувственное бревно, – сказал он шутливо, стараясь рассмешить ее и разрядить обстановку.

Он наклонился и нежно потерся щекой о ее щеку. От него пахло «Диором». Как любила она этот изысканный легкий аромат! Никаким другим одеколоном Макс никогда не пользовался, и этот запах ассоциировался у нее только с ним. Она обняла его за талию и тонкими пальцами стала поглаживать разгоряченную кожу под шелковой рубашкой.

– Я, дурак, позвонил тебе, приставал с глупыми вопросами, потом в ярости примчался сюда – ведь я был страшно обижен. Мне показалось, ты не знаешь, как от меня избавиться. Как только ты меня терпишь!