Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Переход к крупноблочному монтажу стал для Масленникова, как и для всей истории строительства в Москве, новой, многотрудной и увлекательной страницей жизни. Но прежде Геннадий Владимирович сделал «шаг в сторону». Два с половиной года он проработал в аппарате ВЦСПС.
Как это произошло? Да, как говорится, нежданно-негаданно. Однако ведь абсолютных случайностей не бывает, каждая либо порождена какой-то закономерностью, либо подтверждает ее.
Бригадира Масленникова строители послали делегатом на съезд профсоюзов в Киеве, а там его избрали членом Центрального Комитета профсоюза строителей. И предложили работу в аппарате. Масленников согласился быть инструктором отдела производственно-массовой работы.
— Странный это был для меня период жизни, — говорил мне Масленников. — Ну, во-первых, снова переучивание, потом дело уж очень непривычное и, как говорится, размах и высота, даже голова немного кружилась. Ну кем я тогда был? В общем-то парнишка-каменщик. А тут приходилось разговаривать с министрами, проводить конференции — городские, республиканские. Осваивал, как отчеты писать, справки, готовить постановления для Президиума. Ну, и людей видел многих.
За эти годы Масленников много ездит по разным стройкам, городам, служебная командировка забросила его и в Киргизию, на профсоюзную конференцию, а оттуда он поехал километров за восемьдесят, в тот самый поселок, где похоронил мать, где был пастушонком. Долго, охваченный грустью, бродил Масленников по горам, вспоминал былое, мучительный путь из Москвы во Фрунзе и холодный товарный вагон, в котором, просыпаясь по утрам, Геннадий с трудом отрывал от полки замерзшее одеяло.
Поселок он почти не узнал — изменился, но ведь еще больше изменился он сам. Работник центрального аппарата профсоюзов, он летал теперь из города в город на самолетах, сидел в президиумах больших собраний. Побывал и в своей первой заграничной командировке, в Чехословакии, в составе делегации профсоюзов.
Но при всем том, когда начались в аппарате ВЦСПС некоторые перестройки и сокращения, там вспомнили о лежащем давно заявлении Масленникова с просьбой вернуть его в бригаду. Итак, от письменного стола инструктора снова в рабочие. От бумаг к кирпичам и блокам. Я знал немало таких историй, и все же это нелегкий шаг, свидетельство решительного характера. Теперь, в этот уже последний раз, в жизни Масленникова рецидив «жажды перемены мест» закончился навсегда укоренившейся в его душе жаждой непосредственной строительной работы...
...В мае 1957 года Масленникова вызвали в трест Мосстрой-3.
— Знаешь что, Гена, — сказал ему управляющий, — нам поручили крупноблочное строительство. Первый дом. Первенец! А дело там дрянь.
— Что так? — удивился Масленников.
— Технология новая, люди не подготовлены. Бригадир пьяница, ребята его не слушают. Вот констатация фактов. А выводы делай сам.
— Почему я?
— Потому что иди и принимай команду, — сказал Локтюхов.
Масленников был ошеломлен. Он долго бился после того, как из аппарата ВЦСПС пришел на стройку, чтобы создать хорошую бригаду, а тут бросай ее, начинай в новой все сначала...
— Ты же коммунист, Гена, — сказал Локтюхов. — Правильно? Вот и порядок! Успеха тебе, вопрос будем считать решенным.
— Я пришел утром на крупноблочную стройку, — рассказывал мне потом Масленников, — вижу — ребятки из ночной смены сидят на перекрытии, рядом бутылочка горькой, зеленые огурчики.
«Здорово, Гена! Ты чего это к нам?» — весело кричит один из ребят.
«Да вот бригадиром».
«Да что ты говоришь! Здорово! Садись, выпей с нами».
Я поднялся к ним на площадку, взял посуду, посмотрел на солнце через стекло. В посудине еще булькалось граммов триста. Я взял бутылку за горло и разбил о камень.
Что было! Ребята чуть не сбросили меня с третьего этажа. Правда, сбросить меня трудновато. И вес, и рост приличный, отпечатано крупно. Прогнал я эту компанию домой и стал ожидать утреннюю смену. А когда пришли люди, я начал с ними разговор — «держал тронную речь». Я сказал, что пьяниц не потерплю, тому, кто любит пожить за счет других, скатертью дорога, случайные люди нам не нужны и время легкой поживы для лодырей кончилось. С этого часа и навсегда.
— Много потов я тогда согнал с себя, многое ломал, поправлял, а все-таки пятиэтажный первенец мы за два с половиной месяца подвели под крышу. А Первого мая эта самая бывшая «пьяная бригада» получила диплом бригады коммунистического труда, тот, что находится сейчас в Историческом музее, а мы все стояли, принимая поздравления, на сцене Зала имени Чайковского. Вот так!
Вот она, первая бригада коммунистического труда среди строителей Москвы. Я смотрю на старый, слегка пожелтевший снимок, хранящийся в альбоме Масленникова. Сам он в центре — выделяется крупным торсом, в белой рубашке с широко распахнутым воротником, широко улыбающийся не для фотографа, а чувствуется — оттого, что у него действительно хорошее настроение.
Снимок датирован 1959 годом. Год десятилетия его работы на стройках. И десятилетия со времени опубликования первой заметки о нем в газете. В пятьдесят девятом Масленников уже депутат Московского Совета, секретарь партийной организации управления, член Президиума ЦК профсоюза строителей.
Я смотрел на этот снимок и думал, что эта бегло рассказанная мне история конечно же сюжет для повести о ломке и становлении характеров, о переменах, которые за короткий срок произошли в рабочем коллективе. Но как восстановить все это в правдивых деталях жизни? Ведь я же пишу о живых людях, а герои этой истории уже рассеялись по Москве, иных уже и нет в столице.
В конце концов, можно было бы их поискать, если б я не почувствовал в рассказах Масленникова, что все-таки главная его любовь была отдана не этой, а другой, как он выразился, «единокровной бригаде», той, с которой он впоследствии достиг наивысших своих успехов.
Бригада эта образовалась через несколько лет, и само ее существование связано с новой по тогдашним временам формой организации строительства, с самым значительным для Масленникова периодом его жизни.
В 1961 году Геннадия Владимировича в числе лучших бригадиров Москвы вызвали на совещание в Главмосстрой. Речь шла об организации домостроительного комбината в столице. И докладчиком выступил первый его начальник Валентин Николаевич Галицкий.
— Я сразу почувствовал, что это дело с большим будущим, может увлечь на многие годы, — вспоминал Масленников. — Галицкий еще не закончил доклад, а я в душе уже решил для себя вопрос, что пойду работать в