Где кроется корень проблем, с которыми столкнулся князь Михаил и с которыми он и его воеводы не сумели справиться? Похоже, что князь и его воеводы несколько недооценили сложность организации снабжения большого войска. Действительно, случаев, когда в поход выступало разом более 10 тыс. ратных (не считая обслуживающего персонала – всякого рода обозной прислуги и пр.), в русской средневековой истории немного. Даже в знаменитой Куликовской битве, которая вошла в историю как образец эпического противостояния, с русской стороны, как показывают расчеты, принимало участие никак не больше 10 тыс. бойцов, а скорее всего, существенно меньше[43]. В тех же случаях, когда летописи дают более или менее точные сведения, счет идет на сотни, в лучшем случае на первые тысячи ратников. Так, псковичи в 1426 г., во время конфликта с великим князем литовским Витовтом, послали на помощь осажденной Опочке полсотни бойцов «снастной рати», а главная псковская рать во главе с посадниками Селивестром Леонтьевичем и Федором Шибалкиным вступила в бой с войсками Витовта, имея в своем распоряжении 400 ратников. Князь Василий Юрьевич в 1435 г. взял Вологду, имея «дружины» 300 человек, а его брат Дмитрий Шемяка имел в своем распоряжении в 1436 г. около 500 дворян. Литовский князь Александр Чарторыйский, не желая присягать Василию II, в 1461 г. покинул Псков, где он пребывал на положении служилого князя, и увел с собою «двора его кованой рати боевых людеи 300 человекъ, опричь кошовых…» Наконец, в печально знаменитом сражении под Суздалем летом 1445 г., в котором Василий II был разбит татарами и пленен, его «полк» вместе с «полками» его вассалов князей Ивана Можайского, Михаила Верейского и Василия Серпуховского насчитывало менее 1 тыс. всадников. Пришедший к ним на помощь владимирский «полк» воеводы Алексея Игнатьевича насчитывал 500 ратных. Противостоявших им татар было, по сообщению летописца, 3,5 тыс.[44] При этом, как правило, кампании были краткосрочными и ратям приходилось действовать рядом с родным домом.

Между тем характерной особенностью Восточноевропейского театра военных действий была невысокая плотность населения и неразвитость инфраструктуры, существенно затруднявшая снабжение войск, действовавших здесь[45]. Согласно расчетам генерал-интенданта 1-й русской Западной армии Е. Ф. Канкрина, тот самый принцип, когда война кормит войну, более или менее удовлетворительно работает только в том случае, если плотность населения на предполагаемом театре военных действий составляет не меньше 2000 человек на 1 квадратную немецкую милю (или примерно 35–36 человек на км2). Такая плотность населения характерна для наиболее развитых регионов Западной, но никак не Восточной Европы. Так, в начале XVIII в. в Ломбардии этот показатель составлял 55 человек на км2, во Франции – 39, Силезии – 31, Пруссии – 15, тогда как в Речи Посполитой – 8, а на западе России – 6[46]. И в рассматриваемый нами период ситуация на той же Новгородчине в лучшую сторону никак не отличалась. В упомянутой выше Деревской пятине в начале 40-х гг. XVI в. деревни-однодворки составляли почти 45 % от общего числа сельских поселений, двухдворки – несколько больше 31 % и чуть больше 16 % – трехдворки. Больших сел, насчитывающих более 20 дворов, было всего лишь 0,1 %[47]. Качество же русских дорог давно уже стало притчей во языцех, и весенне-осенняя распутица не раз становилась непреодолимым препятствием для передвижения не только войск и обозов, но даже одиночных всадников, как это было, к примеру, осенью 1559 г.[48] При чем тут распутица – исходя из контекста летописного свидетельства, Михаил отправился на Новгород «со всею силою Низовскою» летом 1316 г., причем, скорее всего, во второй его половине, чтобы можно было фуражироваться по ходу дела, «имая силно» провиант и фураж у крестьян и занимаясь потравой полей.

Однако внушительная военная демонстрация не испугала новгородцев, севших в осаду, и Михаил не рискнул атаковать. Простояв бесцельно в Устьянах несколько недель в ожидании капитуляции мужей новгородских, ратники Михаила употребили взятый с собой съестной припас, а «силное имание» для удовлетворения потребностей столь многочисленной армии нужного количества «корма» дать не могло. Легко представить, к примеру, размеры луга, на котором нужно прокормить лошадей, скажем, 10-тысячной армии, не говоря уже о более многочисленных ратях (притом что сын боярский должен был выступать «в далной поход о дву конь» как минимум[49]). А дальше осень, дожди, распутица и то, что можно назвать «синдромом Старой Смоленской дороги» – численность собранной великим князем армии обернулась против нее самой. Возвращаясь по опустошенной прежде дороге (русский полковник И. В. Вуич в 1850 г. писал, что при фуражировках войска «редко обращают внимание на сохранение тех предметов, которые не могут захватить с собою, и потому от небрежения истребляется гораздо более припасов, чем сколько их идет действительно на потребности войск, и средства края гораздо скорее истощаются, чем при других способах»[50]), полки Михаила столкнулись с невозможностью решить проблему снабжения обычными способами и оказались в безвыходном положении.

Очевидно, что ставка на фуражировку и снабжение с местности («силное имание»), по которой проходила «Низовская сила», в данном случае дала сбой. И это, кстати, не единственный подобный случай. Так, оправдываясь перед Иваном III за неудачу под Смоленском осенью 1502 г., его сын Дмитрий Жилка, командовавший осаждавшими город государевыми полками, заявил, что во всем-де виноваты «многые дети боярские подступали под град и в волости отъежщаа грабили без его ведома, а его не послоушашя»[51]. Очевидно, что затянувшееся «стояние» под смоленскими валами (поход начался 14 июля, а завершился 23 октября 1502 г.) очень скоро привело к тому, что и запасы, взятые с собой детьми боярскими и посохой, были использованы, и ресурсы Смоленского уезда израсходованы, а непрерывные дожди и распутица помешала организовать подвоз провианта и фуража. Отсюда и проблемы с дисциплиной, и падение боеспособности русского войска. Схожая ситуация случилась в 1518 г., когда русские полки осаждали Полоцк. Опустошение местности из-за затянувшейся осады и невозможность наладить снабжение по причине непогоды очень скоро привели к тому, что в лагере осаждавших начался острый недостаток провианта и фуража. Псковский летописец с горечью писал, что среди осадивших Полоцк русских ратников «бысть глад велик, колпак соухареи в алтын и боле, и коневыи корм потому ж дорог был…»[52].