– А в Париж?

– В пределах разумного.

Она надулась и засопела.

– Никуда я с вами не поеду. А вдруг вы маньяк?!

– О господи! Да на кой вы мне сдались, больно надо. Вот, смотрите.

Он достал из кармана удостоверение сотрудника милиции и развернул его к свету фар.

Она внимательно рассмотрела фотографию и печать, критически сравнила с оригиналом, сощурив глаза, и вздохнула:

– Начинаю верить, что я неудачница. Даже под машину приличную не смогла попасть, под ментовскую угодила.

– Да уж, конечно, бандит был бы предпочтительнее, – обиделся Лямзин. – Садитесь в машину и не выпендривайтесь: в грязном платье вас первый же патруль заметет. Как бродяжку. И очутитесь в окружении так вами нелюбимой милиции, причем чинами пониже и надолго.

– Какой изысканный стиль! Какой налет аристократизма и культуры!

– Садись уже, богема немытая.

– Грубиян.

– Гюрза.

– И не трогайте меня своими грязными руками! Я сама сяду.

Она ловко увернулась и села на переднее сиденье, выдернув из-под двери пышную юбку и зло зыркнув на Лямзина. Он кротко вздохнул:

– Вот и делай людям добро.

Потом быстро обогнул машину по периметру, сел за руль и, газанув, сорвался с места. «Дилемма решилась, – подумал он. – К Таисии теперь можно не ехать: обязательно просечет, что я не один, и устроит грандиозный скандал».

А потом будут подозрения, догадки, построения версий, он начнет оправдываться, а она – злиться и молчать. Ну уж дудки. Лучше пусть бесится из-за того, что он не приехал, хоть обещал, – меньшей кровью обойдется.

Лямзин бросил мимолетный взгляд на девушку, сидящую рядом.

– Звать-то как? – спросил он.

– Не скажу.

– Хорошо, так и будем обращаться: «Мадам Не-скажу».

– Мадемуазель.

– Ой, а что так? Охотника жениться до сих пор не нашлось? Или у вас принципиальная позиция: замуж – ни-ни?

Она отвернулась к окну и тихонько всхлипнула. Лямзину стало не по себе. Женских слез он органически не выносил.

– Простите. Не мое дело. – Он наклонился и достал из бардачка упаковку влажных салфеток. – Вот, возьмите. Вытрите лицо, вы испачкались, когда упали.

– Александра.

– Что?

– Меня зовут Александра. И, пожалуйста, никаких Шурочек и Саш.

Она тщательно вытерла руки и принялась, глядя в маленькое зеркальце, стирать грязь и поправлять размазавшийся макияж.

– Ух ты. А вы штучка еще та, надо заметить.

– Оставьте свои выводы при себе, мне они не интересны.

– Как пожелаете. Эдуард Петрович. Можно просто Эдик.

– Да-а?! Прям вот так и можно?

– Не понял, в чем прикол?

– В жене или подруге, экий вы тугодум. Представляю, как они обе обрадуются, когда вдруг случайно, в телефонную трубочку к примеру, услышат, как я нежно вас зову: Э-эдик, Э-эдик.

Она злорадно рассмеялась.

– Что за грязные намеки на адюльтер? – возмутился Лямзин. – Да у меня, между прочим, и жены-то нет.

– Ну тогда, значит, есть две подруги.

– А, я понял, – обрадовался Лямзин, – вам ваш миленок рога наставил: жил с вами, а встречался еще с двумя. Вот вы и мстите всей мужской части человечества в моем лице.

– Хам.

– Змея.

– Вы повторяетесь.

– Вы тоже.

Оба надулись и замолчали. Отомстить хотелось необыкновенно, но фантазия давала сбой. Первого осенило Лямзина. Он оживился, достал телефон и демонстративно набрал номер.

– Из-за вас девушке своей забыл позвонить, – сообщил он, слегка отстраняя от себя трубку.

– Нет у вас никакой девушки.

– Это почему же?

– Вы сами сказали.

– Я сказал, что у меня нет жены, а это не одно и то же.

– Не имеет значения. У вас в принципе не может быть ни девушки, ни жены: они с вами не выживут.

– Как-то вы агрессивно настроены. Проблемы в личной жизни? Сочувствую. – И хотя Таисия трубку так и не взяла, ласково защебетал: – Таечка, детка, не скучай без меня, я скоро буду…

– У вас длинные гудки, – перебила его Александра, – у меня слух хороший.

– К слуху бы еще воспитание добавить – цены бы вам не было, – он раздраженно прервал звонок.

– Вам бы тоже воспитание не помешало. Врать неприлично.

Лямзин покосился на нее, собираясь ответить едко и остроумно, но взгляд упал на грязное платье, и он пристыженно прикусил язык.

«Действительно, невежа, – подумал он. – Сбил на дороге девушку, испортил ей дорогое платье, возможно, нанес вред здоровью и еще и ерничает и грубит. Да за это убить мало».

И он решил, что обязательно купит Александре новое платье взамен испорченного.

– Яузская аллея, 15, – вслух сказал он, – это должно быть где-то здесь. – Он повертел головой по сторонам. – Сейчас мы на Белокаменном шоссе, а ехали с Богатырского моста, значит, нам налево…

Он нажал на газ, прибавляя скорость.

– Здесь на дорогу могут выходить лоси, нельзя так гнать, – недовольно попрекнула его Александра.

– Что вы говорите, ну надо же! И что бы я без вас делал?! – ехидно произнес он, не сбавляя скорости. – Между прочим, я еду в рамках правил, так что не надо на меня строго смотреть.

Александра отвернулась.

– Да как хотите, – буркнула она, – лось – не я, от него солидная вмятина на машине останется.

– Чувствуется собственный опыт.

– Вовсе нет. Чтобы поверить в ядовитость синильной кислоты, необязательно ее пить.

– Конечно, можно дать проглотить ее кому-нибудь другому.

У Александры вытянулось лицо.

– Ну у вас и юмор… Ментовский.

– А я думал, это называется «черный». Кстати, приехали. Нам вот в этот тупичок. Вы пока посидите здесь, музыку послушайте, а я скоро буду. И тогда мы все выясним и поговорим о том, о чем еще не успели поговорить.

Дорожки сада антрацитово блестели в свете фонарей, с листьев и ветвей капала вода, а где-то рядом журчал ручей. Лямзин быстро прошел вперед, осмотрелся и сделал пометки в блокноте. Опергруппа уже заканчивала осмотр. Щелкала вспышка камеры: эксперт фотографировал место происшествия. Женщина лежала на лужайке возле большого валуна, голова ее была безжизненно вывернута. Рядом стоял Артур с таким выражением удивления на лице, будто еще до конца не поверил в происходящее. Лямзин внимательно всмотрелся в лицо убитого горем мужа. Действительно скорбит или притворяется? За время работы в угрозыске ему такие талантливые актеры попадались, что только держись. Сам Станиславский бы «браво» кричал.