– Вот же тварь поганая… – медленно простонал десятник Андреев. – Ровно крошки со стола смахнула.

Он сделал несколько глубоких вдохов и выдохов, стиснул зубы, потом, превозмогая боль, согнулся, ухватился рукой за ствол ближнего деревца, поднялся во весь рост и… И увидел перед собой самодовольную ухмылку раскрашенного в черно-белые полосы круглолицего дикаря в просторной замшевой куртке и с золотой бляхой на груди. Ворог что-то сказал глумливым тоном, ухмыльнулся еще шире, показывая ему ремешок, стал заматывать им Силантию запястье, глядя пленнику прямо в глаза. На десятника от сего взгляда напало какое-то странное оцепенение, и он даже как-то не подумал сопротивляться, пока враг его связывал.

Закончив с Силантием, сир-тя перешел к Ухтымке, пинком ноги опрокинул его на бок, присел рядом, стянул ему руки за спиной. Затем неторопливо связал казаков, не подающих признаков жизни. Вернулся к десятнику, что-то весело сказал, похлопывая его ладонью по щеке. Отошел, походя пнув Ухтымку ногой, задумчиво постоял над двумя другими. Тоже попробовал пяткой на прочность. Почесал в затылке.

– Что, колдун? Не знаешь, как на горбу раненых полоняников тащить? А убивать не хочется, дабы славы лишней не лишаться? – зло спросил его Силантий Андреев, с которого потихоньку спадало наведенное чародеем наваждение. – Ну так исцели! Ты же кудесник!

Однако сир-тя, кроме как нетерпеливо пинать тела ногой, ничего придумать не мог. Вестимо, способности его были невелики. Покорность наводить, чудищами управлять, пленных связывать. Вот и все… Вестимо – обычный порубежник, сторож на дальнем пограничье. Ни на что большее не годится. Такой же тупой неудачник, как сам Силантий…

Хотя нет – удачливее. Ибо это он дозор десятника Андреева повязал, а не наоборот.

Сир-тя вдруг заволновался, закрутил головой. Отбежал на несколько шагов в одну сторону, в другую, крутя головой.

– А-а, крыса колдовская, спохватился, – буркнул Силантий, напрягая плечи и дергая руками. – До пяти наконец-то сосчитал?

Увы, ремни не поддавались. Связал его дикарь крепко, дело свое порубежное знал неплохо.

Чародей остановился, шумно втянул ноздрями воздух, закрыл глаза, с резким выдохом развел широко руки со вскинутыми ладонями. На несколько мгновений замер – но тут же довольно хмыкнул, побежал вправо вдоль самой воды, вскоре замедлил шаг, раздвигая высокие стебли тростника, увидел впереди голову сидящего прямо в воде мальчишки, раскачивающегося и торопливо бормочущего:

– Спаси меня, Мир-Суснэ-хум… Старик-филин, сохрани, Йыпыг-ойка, повелитель леса… Лисица золотая, обереги, великий Нум-Торум, смилуйся! Дайте мне силы, прародители Ыттыргынов, в этот час, вдохните в меня мужество Сяхыл-торума, сделайте меня из мальчика мужем! Сделайте из шамана воином!

Сир-тя, довольно бормоча, левой рукой вытянул из-за пояса еще ремешок, правую наложил жертве на склоненную голову, не прекращая снисходительное нашептывание.

– А-а-а-а! – внезапно вскочил с разворотом Маюни, вскинул обе руки с зажатым в них ножом, и его короткое лезвие легко, словно в рыхлый песок, вонзилось в грудь воина колдовского леса.

Сир-тя, опустив глаза, что-то недоуменно пробормотал. Его лицо, речь не выражали ничего, кроме огромного изумления. Он протянул мальчику приготовленный ремешок – а потом глаза колдуна потухли, и он расслабленно повалился на бок.

– А-а-а!!! – в ужасе попятился Маюни, погружаясь глубже в воду. Посмотрел на свои ладони, на окровавленный клинок, вставленный в костяную рукоять, и, вздымая брызги, кинулся вдоль берега: – Десятник, да-а!!! Русский, да-а! Казак, да-а! Я убил! Убил, да-а!!! Совсем убил!

– Слава богу, остяк, справился! Молодец, спаситель наш! – услышав крики проводника, отозвался Силантий. – А я уж боялся, все, хана нам всем. В жертву идолам поганым принесут.

– Убил! Я убил, да-а! Совсем убил… – продолжал причитать Маюни, но десятнику было не до душевных страданий мальчишки:

– Руки мне освободи, остяк! Ремни перережь! И Ухтымке по ним полосни. Остальные дышат? Да шевелись же ты, тютя-матютя! У меня уже кисти онемели!

Маюни освободил пленников, присел возле оглушенных:

– Души их ушли искать небесного оленя, да-а… Без бубна не вернуть. Искать станут, пока не утомятся, да-а…

– Да, крепко шибануло служивых, – согласился десятник. – Не скоро оклемаются. Однако же челн-то наш где? Отыскать надобно… Крепко поломан али плыть как-то получится?

– Ух ты… У меня все кости, кажись, переломаны, – поднялся-таки на ноги Ухтымка, схватился за уши. – И в башке гудит…

– Дурная голова костям покоя не дает! – зло ответил десятник. – Сказывали тебе токмо о траве и цветах помышлять? Не смог? Ну так вот, чтоб теперича у тебя по два перелома на каждой кости оказалось, пустобрех! Коли через разум не доходит, может, хоть через увечья чуточку ума наберешься. Коли до седых волос дожить хочешь, то делать надобно, что старшие приказывают и когда приказывают, а не умишком своим скудным хвастаться!

– Ой, дядя Силантий… Токмо не сейчас поучай, десятник. Дай хоть маненько оклематься.

– Не будет тебе никакого отдыха, трепло базарное! – отвесил пареньку полновесную затрещину Андреев. – А ну, лодку и припасы искать отправляйся! Бегом пошел, пустобрех!

И вдогонку дал молодому казаку крепкого пинка.

Впрочем, найти свое добро никакого труда не составило. Все валялось окрест в орешнике: копья, топоры, корзина из-под мяса и борта челнока – от удара долбленка разломилась точнехонько по килю, и теперь коренное бревно лежало отдельно, а нашитые доски – отдельно. Причем часть досок тоже была поломана.

– Ну, все, попали! – выдохнул десятник. – Хрен мы теперь отсюда выберемся. Не пешком же через заросли идти?

Он осмотрел бесчувственных товарищей. Оба дышали, и оба, на диво, оказались целыми – ни единого перелома! Похоже, густые ветки кустарника смягчили падение. Да и высота была небольшой. Колдун знал, что делал, – ударил дозорных так, чтобы оглушить, но не убить и не искалечить. Если бы не малолетний шаман, оказавшийся нечувствительным к его чарам, – брести бы им сейчас связанными в полон, только на милость подлых язычников и надеясь… Где, кстати, мальчишка?

– Где остяк, Ухтымка?! – окликнул молодого казака десятник.

– Не ведаю. – Тот попытался пожать плечами, но вскрикнул от боли.

– Я здесь, старший, да-а! – отозвался из ближних зарослей остяк. – Поди сюда!

– Вот еще, к каждому мальчонке бегать, – недовольно буркнул себе под нос Силантий. Почесал в затылке и… пошел на зов.

Оказалось – не зря. Малолетний шаман обнаружил логово колдовского дозорного. Несколько рябин с переплетенными ветвями, поверх которых была брошена огромная шкура, местами протершаяся до дыр. Под шкурой между деревьями лениво покачивались три гамака, стоял вместительный кувшин, к одному из стволов был прислонен лук, короткое копье.