Внезапно одна из дам разразилась слезами. Ей сразу же дали платок, шепча сочувственные речи. Сквозь всхлипывания гостья призналась, что никогда не увидит своих внуков, потому что ее сын погиб в сражении при Сарыкамыше, в первые месяцы войны, когда в суровых и жестоких условиях зимы плохо экипированная турецкая армия была уничтожена русскими. После этого были еще битвы, одна за другой. Слово «Галлиполи» звучало с особенно напряженной интонацией. Испытания, которым подверглись солдаты в окопах под палящим солнцем без воды, умирая от дизентерии под бомбами военных кораблей, терзали сердца матерей. Но, по крайней мере, герои Галлиполи погибли во имя славной победы.

Растерявшись, Перихан тоже начала хныкать. Лейла подхватила ее на руки. Как жить, если лишился части самого себя? Отсутствие Ахмета пронзительной болью отозвалось в ее сердце.

Свекровь приказала подавать завтрак. Старая кузина, которая приехала весной погостить и не торопилась убираться, поспешила дать распоряжения кухарке. Селим как-то попросил мать ограничить расходы, он уже несколько месяцев не получал государственного жалованья. Но Гюльбахар-ханым, вздернув бровь, глянула на сына с пренебрежением, отчего стала еще более надменной. Свекровь не заботилась о счетах. Она даже не задумывалась о том, чтобы контролировать траты. «В таком случае я продам изумруд, — сообщила она. — Как ты себе представляешь уменьшение количества блюд, если я не знаю, что захочу съесть?» Наблюдая, как исказилось лицо супруга, Лейла подумала, что такая экстравагантность Гюльбахар заслуживает если не восхищения, то, по крайней мере, некоторого почтения. В тяжелое и безумное время оптимизм свекрови и ее вера в Провидение порой воодушевляли.

Вошедший Али Ага доложил, что кучер отправился на вокзал и что хозяин вернулся из дворца и ожидает мать и жену. Гюльбахар-ханым тотчас же направилась к двери в центральную гостиную. С высоко поднятой головой, свекровь неслась гигантскими шагами, и, чтобы ее догнать, Лейле пришлось поторопиться.

Селим стоял перед окном в сад. Вдали на солнце поблескивал Босфор, а лесистые холмы Азийского берега вспыхивали осенними красками. Сын поклонился матери, поцеловал ей руку и приложил к своему лбу в красивом жесте приветствия.

— У меня для вас плохая новость, — произнес он важным тоном.

— Боже Всемогущий, с Ахметом случилось несчастье! — воскликнула Гюльбахар-ханым, закатив глаза, и грациозно упала в обморок к ногам сына.

— Да что это с ней? — Селима взбесила выходка матери.

— Сегодня утром исчез Ахмет, — объяснила Лейла, помогая мужу перенести мать на стул у стены. — Возможно, он отправился посмотреть на корабли. Мы не можем его найти.

Селим отошел от матери. Лейла похлопывала свекровь по щекам.

— Какой-то проклятый день, — прорычал секретарь.

Но когда мать быстро пришла в себя, мужчина несколько успокоился.

— Так о чем ты хотел сказать? — спросила Лейла.

Его плечи опустились, как у ребенка, которого уличили в ошибке.

— Дом реквизировал один французский офицер. Некий капитан Луи Гардель. У нас сутки, чтобы переехать.

Пронзительный крик Гюльбахар-ханым отозвался во всем доме, достигнув ушей ее подруг, спокойно ожидавших завтрак.

Теперь, когда мать вернулась в свои покои, можно было не контролировать выражение лица и Селим снова надел мрачную непроницаемую маску. Лейла молчала. За почти десятилетнее замужество она научилась уступать ему во время обсуждения деликатных тем, приспосабливаясь к его настроению во избежание конфликта. Однако сейчас женщина была очень взволнована, и ей приходилось совершать над собой невероятные усилия, чтобы казаться послушной. «Мой сын — не идиот, он найдет дорогу, я вытворял то же самое, когда был в его возрасте», — проворчал чуть ранее Селим. Это безразличие ее ранило. Лейла сердилась на супруга за то, что он не пошел искать мальчика. По мнению мужа, сам факт, что в поисках Ахмета дом покинет глава семьи, приобретет символическое значение, поскольку такое поведение последнего неэффективно. Звучало это странно и путано, но Лейла не сомневалась в любви Селима к сыну, ведь супруг был не из тех, кто действует поспешно. Обычно он поступал обдуманно и взвешенно, он не любил неожиданностей. Отсюда и его недовольство присутствием оккупационных войск в городе. Словом, иногда пассивность похожа на беспомощность. Лейла принялась упрашивать супруга начать поиски Ахмета на вокзале.

— Мы должны устроиться в йали, — вдруг произнес Селим.

— Там недостаточно места, чтобы всех разместить, и там слишком сыро, чтобы зимовать, — возразила она.

Ей принадлежал родительский деревянный дом на азиатском берегу. Стены йали хранили самые счастливые воспоминания женщины. После внезапного исчезновения родителей Лейла и Орхан унаследовали этот дом, но хозяйкой считалась именно она. Каждую весну с началом цветения иудиных деревьев она переезжала в этот дом, где жила до октября, когда начинались холодные ветра и сильные дожди.

— В любом случае часть прислуги будет обслуживать французов, — продолжил Селим. — Али Ага останется здесь, чтобы следить за домом. Мы вынуждены все оставить, — добавил он, глядя на изящные буквы суры из Корана, выведенные золотом на стене.

Они находились в просторной гостиной с золотой лепкой в виде листвы. В этой комнате принимали иностранных гостей, она разделяла два крыла дома. Одна дверь выходила в селямлик[15], другая — в женскую часть, куда мог входить лишь Селим. Многие семьи не придерживались старого разделения дома, но он соблюдал правило. К тому же это был вежливый способ уберечь себя от назойливого присутствия матери.

Селим хмурился, вспоминая вопль Гюльбахар-ханым. «Это осквернение!» — воскликнула она, после чего заявила, что покинет этот дом, лишь когда ее душа отойдет к Аллаху Милосердному. И речи быть не может, чтобы оставить дом неверным. Селим знал, что мать способна на любой скандал. Как отреагируют на это оккупационные власти? Могут ли арестовать женщину за неповиновение? От одной только этой мысли секретаря прошиб холодный пот. Семья не сможет оправиться от такого бесчестия.

— Действительно нет другого выхода? — нежным голоском спросила Лейла. — Ты встречался с этим офицером? Возможно, это благоразумный человек…

— Оккупанты не бывают благоразумными, — грубо прервал он жену.

— Но ты все же ценишь французов. Ты знаешь их манеру мышления. И потом, ты — секретарь падишаха, — настаивала она. — Почему не попросить этого майора Гарделя устроиться где-нибудь в другом месте? Ты можешь быть очень убедителен, если захочешь.

Лейла терпеливо наблюдала за игрой эмоций на лице Селима. Часто она склоняла супруга на свою сторону, аккуратно направляя его и скрывая эту игру под маской смирения.

— Я не наделен магической силой! Я не могу повлиять на оккупантов. Все, что я знаю, — город разделен на секторы и этот квартал передан французам. Надеюсь, что мы не пожалеем об этом.