Они с Мамуном сидели в его конторе, попивая шербет.

– А я тебе кое-что приготовил, – вдруг сказал Мамун.

Турок подошел к тяжелому, окованному железом шкафу, что стоял возле дальней стены, открыл дверцу и достал карту.

– Любые карты драгоценны, но эта – мой особый тебе подарок. Это карта Кипра, составленная и вычерченная самим Пири-реисом. Ты же пробудешь там некоторое время.

Эцио попытался самым вежливым образом возразить – не против подарка, а против задержки. Однако Мамун лишь поднял руки и улыбнулся. «Чем дальше на восток, тем меньше у людей понимания спешности», – подумал Эцио.

– Я понимаю, – продолжал Мамун. – Тебе не терпится поскорее попасть в Сирию. Но «Кутейба» сможет довезти тебя только до Ларнаки. А там мы позаботимся о твоем дальнейшем плавании. Не беспокойся. Ведь ты спас «Анаан». Должны же мы надлежащим образом отблагодарить тебя за это. Скажу без хвастовства: никто не доставит тебя в Сирию быстрее нас.

Эцио развернул карту. Она и впрямь была превосходной и очень подробной. Если бы ему предстояло задержаться на острове, она сослужила бы ему верную службу. Из материалов, найденных в отцовском архиве, он знал, что ассасины всегда проявляли интерес к Кипру. В их извечной борьбе с тамплиерами этот остров играл важную роль. Вполне возможно, что там он найдет какие-то подсказки, которые ему помогут в основных поисках.

Увы, природные стихии опять вмешались в человеческие замыслы. Плавание оказалось куда продолжительнее. После трехдневной остановки в Ираклионе, едва «Кутейба» покинул Крит, ветры вновь принялись свирепствовать. Правда, это были уже другие ветры, прилетавшие с северного побережья Африки – теплые, неистовые. «Кутейба» мужественно противостоял им, но корабль постепенно относило к северу, к цепи островов и островков архипелага Южных Спорад. Бури утихли только через неделю, пожав урожай человеческих жизней. На корабле погибло пять матросов и бесчисленное количество галерных гребцов. Те просто захлебнулись, когда залило нижнюю палубу. Все это вынудило капитана зайти в гавань острова Хиос. Наконец-то Эцио сумел высушить и очистить от следов ржавчины свое оружие. Удивительно, но за столько лет металл его клинков, пистолета и наруча ничуть не потемнел. Одно из многих таинственных свойств сплавов, о которых Леонардо безуспешно пытался ему рассказать.

Вместо обещанных Мамуном двадцати дней «Кутейба» добралась до гавани Ларнаки только через три месяца. Драгоценное время было упущено. Посланник заметно исхудал, поскольку страдал морской болезнью. Важная встреча, на которую он торопился, давно прошла. Едва прибыв на Кипр, он тут же начал хлопотать о возвращении в Афины. Он выбрал самый прямой путь, вознамерившись, где только возможно, ехать по суше.

Эцио сразу разыскал отправителя грузов по имени Бекир, о котором узнал от Мамуна. Бекир встретил его радушно и даже почтительно. Великий Эцио Аудиторе. Знаменитый спаситель кораблей! В Ларнаке только о нем и говорили. Что же касается путешествия в Тартус – гавань, от которой ближе всего до Масиафа… Бекир обещал распорядиться немедленно, сегодня же! Но эфенди должен проявить некоторое терпение, пока все колесики механизма человеческих взаимоотношений не будут приведены в действие… А сейчас он может насладиться роскошными покоями, которые уже для него приготовлены…

Покои действительно были великолепны. Эцио отвели несколько комнат в особняке, построенном на невысоком холме. Из окон открывался вид на город, гавань и залив, воды которого отсюда казались хрустальными. Поселившись там, ассасин стал ждать, и чем больше времени проходило, тем меньше терпения у него оставалось.

– Это все венецианцы, – сетовал Бекир. – Они терпят турецкое присутствие на острове, но не более того. А военные власти, как ни печально, относятся к нам с подозрением. Я чувствую… – Бекир понизил голос до шепота, – если бы не репутация нашего султана Баязида, чья власть и могущество общеизвестны, нас бы попросту выгнали отсюда. – Он вдруг просиял. – А ведь эфенди мог бы сам ускорить свой отъезд.

– Каким образом?

– Я подумал, что, будучи венецианцем…

Эцио молча закусил губу.

Он не желал попусту транжирить время, а потому внимательно изучал карту Пири-реиса. Потом ему вспомнилось кое-что из прочитанного, что заставило его нанять лошадь и отправиться по прибрежной дороге в Лимассол.

Приехав туда, он прошел мимо насыпного холма и очутился во дворе заброшенного замка Ги де Люзиньяна. Замок был построен во времена Крестовых походов и успел прийти в полное запустение. Чем-то это напоминало некогда полезное орудие, которое владелец позабыл выбросить. Эцио шел по пустым, продуваемым ветрами коридорам, смотрел на ковер полевых цветов, разросшихся во дворах. На полуразрушенных парапетах пышно цвела буддлея. В голове Эцио стали появляться какие-то туманные воспоминания, которые подсказывали ему: нужно искать не на поверхности, а спускаться глубже, в подземелья замка.

Если бы не проломы в стенах и потолке, здесь бы царила тьма. Двигаясь в сумраке, таком же призрачном, как само подземелье, Эцио наткнулся на остатки того, что когда-то было крупным хранилищем. Его одинокие шаги гулко отдавались в темном лабиринте пустых, почти сгнивших полок.

Единственными обитателями этого места были юркие крысы. Они подозрительно следили из темных углов за непрошеным гостем и мгновенно разбегались, когда он приближался, зло и косо глядя на него. Крысы ничего не знали о человеческих тайнах. Эцио провел тщательные поиски, насколько позволяли условия, однако не обнаружил никаких зацепок.

Разочарованный, он выбрался наружу, на яркий солнечный свет. Библиотека, бывшая когда-то здесь, напомнила ему о другой библиотеке, которую он собирался искать. Интуитивно Эцио ощущал некую подсказку, но не мог понять, с чем она связана. Он не торопился уезжать и провел в замке два дня. Местные жители настороженно поглядывали на седовласого чужестранца, бродящего по их развалинам.

Потом Эцио вспомнил. Триста лет назад Кипр целиком принадлежал тамплиерам.

Либо венецианские власти, либо кто-то за их спиной явно препятствовал отъезду Эцио с Кипра – ассасин понял это, лично встретившись с одним из чиновников. Флорентийцы и венецианцы были соперниками и даже несколько презирали друг друга, но они жили в одной стране и говорили на одном языке.

Однако общность страны и языка не растопила лед в отношениях с местным губернатором. Внешне Доменико Гарофоли был похож на карандаш: длинный, тощий и седой. Его модные черные одежды были сшиты из весьма дорогого дамаста, но на губернаторе они висели, как лохмотья на огородном пугале. Костлявые пальцы Гарофоли были унизаны золотыми перстнями с рубинами и жемчугом. Его губы отличались такой тонкостью, что были едва различимы на лице, а когда Гарофоли закрывал рот, казалось, будто он родился вообще без оного.

Губернатор держался безупречно вежливо. По его словам, Эцио немало способствовал улучшению отношений между Венецией и Османской империей в здешних местах. Но помогать ассасину кипрский правитель явно не собирался. Вместо этого – опять слова. Нужно учитывать положение в тех землях, куда собирался Эцио. Горстка прибрежных городов напоминала пальцы человека, висящего над пропастью. Там еще была какая-то видимость порядка. Но чем дальше от берега, тем опаснее. Присутствие турок в Сирии было весьма значительным, однако Венецию оно не заботило. Зато торговая республика очень боялась продвижения Османской империи на запад, поэтому старалась действовать в высшей степени дипломатично. Любая миссия, не получившая официального одобрения турецких властей, была чревата международным столкновением с непредсказуемыми последствиями. Так в общих чертах выглядели объяснения Гарофоли.