На сей раз он подошел к делу иначе. Не стал сильно натягивать тетиву – цель была не так уж далеко. Принял во внимание тяжесть стрелы и легкий ветерок. Приноровился, прищурил глаз и на медленном выдохе отпустил тетиву, полагаясь больше на чутье, чем на расчет, выстрелил. Маленькое румяное яблочко разлетелось на тысячу кусочков.

Дружинники притихли, а потом грянули разом: принялись хлопать Доброшку по плечам, трепать волосы, поздравлять с удачей и тому подобное. Но он решил попробовать еще раз и показать всем, что если это и удача, то не случайная. Поставил еще одно яблочко и снова выстрелил. И снова попадание было точным.

Тогда на Доброшку снизошел веселый азарт, и он захотел свершить невозможное. Вместо яблочка воткнул в расщелину изгороди тоненький ивовый прутик. На сей раз он выцеливал несколько дольше. Солнце поднялось высоко и стало слепить глаз. Но поменять позицию было уже нельзя: взялся за гуж – не говори, что не дюж.

Наконец, решив, что от долгого прицеливания толку немного, Доброшка выстрелил. Стрела покрыла расстояние за мгновение. Но для стрелка это время будто бы многократно растянулось. Звуки вокруг исчезли. Доброшка видел, как стрела по плавной дуге струится в воздухе, и мысленно направлял ее в нужную сторону. Наконечник поблескивал в лучах солнца, раздвигая воздух, как горячий нож – масло, пылинки зависли в воздухе, мир вокруг будто бы остановился.

Но вот красивая линия полета пришла к цели и стрела с треском расщепила прутик на две равные доли. Мир вновь обрел звуки и движение. Доброшку подхватили на руки и стали подбрасывать в воздух. Шум, восторг!

Доброшка бы предпочел лучше быть мастером биться на мечах, но и меткостью своей тоже гордился. Поскольку знал: всякое особенное умение – это от богов дар, разбрасываться такими дарами нельзя.

Дощатый потолок – вот что увидел Харальд, когда смог разлепить глаза. Запах мокрого дерева. Каюта корабля. Попробовал пошевелиться – тщетно: связан. Ну конечно. Значит, греки оказались сильнее и он в плену. Легкое покачивание и характерный звук волн рассказали молодому, но немало уже повидавшему викингу, что корабль идет по ветру. Очевидно, тем же курсом, что и шел до встречи с драккаром.

Скрипнула дверца, и в каюту зашел человек. Он был невысокого роста, черные кудрявые волосы и борода светились обильной сединой. По фигуре и осанке видно, что не воин. Наверно, слуга. Или раб. Точно, раб: воды принес – в руках бородатого грека Харальд увидел кувшин.

– Позови хозяина! – Грозная интонация юного конунга несколько не вязалась с его бедственным положением. Но как еще вождь славных воинов, пусть и поверженный, должен говорить с подневольным человеком?

– Ты что, оглох, раб, позови хозяина, я сказал!

Раб, однако, смотрел на него внимательно, но, как видно, не понимал, что ему говорят. Конечно, не понимал. Он же грек. А Харальд, как назло, не знал ни слова по-гречески! На всякий случай он повторил ту же фразу на языке саксов. Без толку.

Между тем человек подошел к связанному викингу и протянул кувшин. Пить в самом деле хотелось. Однако в кувшине оказалась не вода, а разбавленное вино с каким-то странным привкусом. Ну да выбирать не приходилось. Харальд принялся пить.

Напившись, он откинулся на соломенной подстилке и вдруг ощутил истому во всем теле. Тело его будто засыпало, но сознание не угасало. И вообще ощущения были странные.

Между тем византиец присел на корточки и стал обстоятельно развязывать путы. Когда руки были освобождены, Харальд хотел двинуть своему тюремщику по уху, но оказалось, что рукой своей он почти не владеет. Вместо резкого удара, от которого презренный раб отлетел бы до самой стенки каюты, получилось лишь вялое медленное движение. Харальд попытался проделать то же самое и другой рукой – с тем же самым успехом.

Византиец, заметив движение, посмотрел на него черными, редкими в северных широтах, глазами и сказал на вполне сносном норвежском:

– Приветствую тебя, славный конунг, на моем корабле.

– Так ты, грек, знаешь наш язык?

– Как видишь. Точнее, слышишь.

– Что ты сделал с моими руками?

– Не волнуйся, это пройдет через полчаса.

– Вот тогда-то я тебя и прикончу, если ты не позовешь сейчас же сюда хозяина или капитана судна.

– Я знаю, что прикончишь. И поэтому мне нужно торопиться. За полчаса я должен убедить тебя, что убивать меня не стоит. И вообще, что нужно жить дружно.

Харальд на мгновение задумался. Все равно ничего иного он в сложившейся ситуации поделать не мог. И у него созрел вопрос:

– Зачем ты меня опоил и развязал, разве нельзя было поговорить со мной связанным?

– В том-то и дело, что нельзя. Поскольку мне нужно не только многое тебе рассказать, но еще больше нужно показать. Мне нужно, чтобы ты ходил. Сначала я хотел просто развязать тебе ноги. Но потом подумал, что ты и со связанными руками можешь натворить кучу бед. Поэтому, извини, ничего больше не оставалось, как дать тебе успокаивающее зелье, чтобы ты, горячий морской воин, смог выслушать меня более или менее до конца. Я и есть капитан этого корабля. Поднимайся!

Византиец развязал Харальду ноги, и тот с трудом, как пьяный, поднялся. Опираясь на руку византийца, он поднялся на палубу и, пощурившись на ярком солнце, принялся оглядываться.

Викинг никогда не бывал на греческих кораблях, но увиденное поразило его выше всякой меры: на палубе было совершенно безлюдно. Недоуменно озираясь, Харальд первым делом задал вопрос:

– А где люди?

– Вот это и есть главный мой секрет, – сказал грек, в первый раз за весь разговор улыбнувшись. Улыбка у него была мягкая, вокруг глаз собралось много мелких морщинок, но у Харальда волосы на голове встали дыбом от ужаса, по спине пробежали ледяные мурашки:

– Людей здесь нет, корабль управляется демонами, ты колдун, грек?

Грек рассмеялся еще веселее:

– Ты прав, славный конунг, только в одном. Кроме нас с тобой, людей на судне в самом деле нет. Есть еще кошка. Но демонов – нет. Во всяком случае, к управлению кораблем они не имеют ни малейшего отношения.

Харальд продолжал озираться. А единственный, как выяснилось, обитатель корабля опять подхватил его под руки и повел дальше, показывая свое хозяйство.

– Видишь, через всю палубу идут просмоленные тросы? Вот при помощи них я и управляю кораблем. Вот этот рычаг – руль, а при помощи вот этих механизмов могу, не отпуская управления, управлять парусами.

Как ни худо было Харальду, но его как бывалого моряка увиденное и услышанное и поразило, и заинтересовало.

– Я понял, как все устроено. Но не понял одного: ты, грек, извини, хоть и, судя по всему, умен, но не выглядишь сильным. А руль и парус во время бури порой не могут удержать и трое здоровенных мужчин.

– Я и в самом деле не очень силен. Но и на это у меня есть приспособления. Называются блоки. Есть еще и несколько весьма хитрых пружин и воротов. Я тебе потом покажу, если мы… договоримся.