– От микробов, – чуть приглушенно пояснила она, вспомнив докторов из маминых сериалов.

Милли указала в сторону небольшого кабинета в дальнем конце универмага.

– Он пошел туда, – Она засунула буквы «Скрабла» в дырочки больному из «Операции», – приложил замороженный горох к голове, – вытащила букву «М» из живота у больного, – и уснул. Он оставил ключи в двери, – Милли помахала ключами и широко улыбнулась, – а я его там заперла.

Она погладила манекен по голове и прошептала ему на ухо:

– Я у тебя в долгу.

На ужин Милли пригласила человечков из «Угадай кто?», манекена, плюшевую собаку (точь-в-точь Рэмбо!) и лошадку на палке. С ней, решила Милли, человечкам, у которых тоже нет тела, будет не так неуютно.

Она рассадила гостей за самый большой стол в мебельном отделе. Он был раза в два больше, чем стол у нее дома, и на нем не было ни следов от чашек, ни кусочков прилипшего воска. На ножках у него не было выцарапано имя Милли, а салфетки, тарелки и миски здесь были все одинаковые – белые.

Водрузив манекен на стул во главе стола, она посадила Рэмбо на одну из салфеток. Лошадка и человечки пристально уставились на нее с другого конца, будто чего-то ждали, и Милли это понравилось.

– Хорошо, – подытожила она и отправилась за мишурой.

Вернувшись с охапкой, Милли раскидала ее по столу, обернула вокруг стульев и завязала бантиком на вилках.

Рядом с манекеном она приготовила место для мамы.

На.

Всякий.

Пожарный.

Потом придвинула стул и себе – между манекеном и Рэмбо, поправила платье и шляпку. Тут Милли почувствовала на себе внимательный взгляд манекена.

– Что? – спросила она. – Мама просто опаздывает.

Прочистив горло, Милли сложила руки для молитвы.

– Дорогой Бог, – начала она, поглядывая на манекен из-под приоткрытых век. – Сегодня на первое мы подадим суп из «Фанты», на второе – змей и динозавров с листьями мяты, а на десерт – банановое мороженое. Надеюсь, ты не против. – Милли наполнила свой бокал виноградным соком. – Но сначала поднимем тост.

Милли встала и чокнулась с каждым из своих гостей. Потом еще раз и еще, все быстрее и быстрее проезжая вокруг стола, настолько прекрасна была музыка перезвона. Дзынь-дзынь-дзынь-дзынь-дзынь! И в другую сторону: дзынь-дзынь-дзынь-дзынь-дзынь!

Потом Милли уселась на стол как Самая Главная, и все они ели и болтали о том, как соседская собака оставляет гигантские кучки у них на газоне, о том, что миссис Пакер заказывает по почте кучу дорогущей косметики, но ей все равно ничего не помогает, и о том, что футболист Аблетт наверняка уже жалеет, что ушел в другую команду, потому что его новые товарищи играют, как девчонки.

И все это время манекен глядел на нее, не моргая и не произнося ни слова.

Она не знает, куда делось тело ее папы. Когда они ходили на кладбище, папа лежал в маленькой коробке в стене.

– Папа туда бы не поместился, – засомневалась Милли.

– Это волшебная коробочка, – устало возразила мама.

– Как это волшебная?

– Просто волшебная, понятно?

– А можно ее открыть?

– Нет, волшебство тогда пропадет.

– Как с Санта-Клаусом, да?

– Да. Точно как с Санта-Клаусом.

Милли подарила Перри Лейку, одному взрослому мальчику в школе, коробку с изюмом. Перри знал все на свете.

– А что становится с человеком, когда он умирает?

Перри закинул в рот горсть изюма и принялся жевать.

– Зависит… – наконец сказал он.

– От чего?

– От того, сколько у тебя еще изюма.

На следующий день Милли опрокинула свою сумку у его ног. На землю посыпались коробочки. Перри взял одну из них и опустошил себе в рот.

– Они каменеют.

– Каменеют?

– Ага. И коченеют.

– Коченеют?

– Ага.

– Как пластмасса?

Он пожал плечами.

– Возможно.

– А они уменьшаются?

– Уменьшаются?

– Да.

– Не-а. Мертвецы не уменьшаются.

* * *

Густо поливая шоколадным сиропом миску банановых леденцов, Милли вдруг кое-что поняла. Она коснулась холодной и твердой руки манекена. Он смотрел на нее, будто нарисованный.

– Ты только не обижайся, – девочка придвинулась к нему совсем близко. – Но… ты случайно не Мертвый?

Милли сидела в кабинете, в дальнем конце универмага. Днем он выглядел по-другому. На столе аккуратно разложены ручки, бумажки и скрепки; рядом с ними – два пустых лотка со странными подписями: «входящие» и «исходящие», в которые ничего не входило и из которых ничего не исходило. Милли взяла со стола скрепку и ручку. Скрепку положила во «входящие», а ручку – в «исходящие». Ее вчерашнее желтое платье, бережно сложенное, лежало посреди стола. На стене справа висел телевизор.

Милли щелкнула пальцем по колесу машинки на подошве своего сапога, раскрыла на столе «Книгу Мертвых» и посмотрела на нарисованную здесь папину волшебную коробочку. Дефис с картинки подрагивал у нее перед глазами, пульсировал, будто у него есть сердце. Теперь Милли знала, что такое дефис и что в кармане носить их можно целую кучу.

«Гарри Бёрд, – было написано на рисунке. – 1968–2012. Любим».

И Милли произнесла это слово вслух:

– Любим.

* * *

– Кем? – спросила Милли у мамы.

Они стояли, держась за руки, и смотрели на папину волшебную коробочку, будто на картину.

– Тобой, – ответила мама.

– А тобой?

Мама прочистила горло.

– Конечно.

Милли заметила, что она теребит обручальное кольцо у себя на пальце. На той неделе мама снова начала его носить.

– А всеми остальными?

– Да, Милли.

– А почему тогда там не написано?

– Милли! – Мама отпустила ее руку, села на колени и закрыла лицо руками.

Милли не шевелилась.

– Мам?

– Потому что за все нужно платить, Милли, – наконец отозвалась мама. – Даже за эту ерунду.

А потом, не глядя на Милли, она встала и двинулась к машине.

– Пошли, – бросила она на ходу.

Милли в последний раз посмотрела на папину волшебную коробочку и пошла следом.