фигуру. На ногах — не то туфли, не то лапти. Но вот что странно: принцесса не стеснялась своего уродства. Если мы, женщины, недовольны внешностью, то будем скрывать недостатки изо всех сил. Мне всегда казалось, что у меня короткая шея — и я прятала её за высокими воротниками. А Виктория будто специально оголяла все свои минусы. Неужели молоденькой девочке безразлично, что её жизнь навеки испорчена?

Я подглядывала за ней из-за стеллажа. Она читала что-то увлекательное и иногда довольно хмыкала. Почесывала переносицу. Постукивала пяткой. Совсем не зажатая барышня…

— Привет.

Я вышла к столу, за которым сидела принцесса. Та рассеяно улыбнулась в ответ и отвлеклась от книги, заложив страницу закладкой.

— Тебе у нас нравится? — с толикой королевской покровительственности. — Не испытываешь каких-либо неудобств?

— Спасибо, у вас замечательно.

Я с трудом удержалась от шутливого полупоклона. Принцесса окинула взглядом мои туфли на высоченной шпильке и присвистнула:

— Не падаешь?

Ростом меня природа обделила — второй и не последний недостаток, — поэтому без каблука я на людях не появлялась. Даже кроссовки брала на платформе, чтобы как-то скрасить свои сто пятьдесят шесть сантиметров.

— Не, они очень удобные. Вик. — Я оперлась ладонью о край стола. — А у тебя есть враги?

Она поморщилась.

— Да откуда? Я в политические проблемы не вмешиваюсь, никаких идей не подаю, к брату не лезу. Сижу себе тихонько, даже не выезжаю отсюда.

Оправдывается. Фразы отточенные, сказанные скороговоркой, без паузы или малейшего замешательства. Будто Виктория многократно повторяла их кому-то до меня.

— Кто ж тогда тебя…

Я красноречиво глянула на неё, даже, наверное, излишне красноречиво, но принцесса не смутилась. Лишь мельком осмотрела вздутые пальцы правой руки. Её совершенно не огорчало сотворенное с ней уродство.

— Да кто угодно.

— В набитом стражей замке, при полном отсутствии врагов?

Виктория опустила взгляд в пол.

— Тебе известен отравитель! — осенило меня.

Принцесса вскочила со слоновьей грацией, едва не снеся стол (а заодно и меня), и отошла к стеллажу — якобы убрать книжку. Пальцы её тряслись как у пропойцы, а спина напряглась.

— Полина, не лезь, пожалуйста, в чужую жизнь, — холодно попросила Виктория. Она была значимее меня и крупнее, но я не боялась ни рослых, ни именитых особ.

— Не буду. Я нисколько не тороплю, но, надеюсь, как-нибудь ты поведаешь, зачем заколдовала саму себя.

Выстрел в воздух, но он пришелся по мишени. У принцессы затряслись плечи. Моментально взмокла спина под нелепым платьем. Она не произнесла и звука, когда я уходила, нарочито громко постукивая шпильками, но взгляд обжигал мне лопатки.

Я попала в цель.

2.

Давно свечерело, и зарево заката расползлось кровавым пятном по долине. На сей раз Слизень задерживался, чего раньше за ним не наблюдалось. Опаздывает на час. К чему бы это?..

Темноволосый мужчина крутил меж пальцев алый бутон, дожидаясь детектива. Он и сам уже навел справки про новую обитательницу замка. Знал, за что её уволили с предыдущей работы. Выслушал сплетни о том, какая она сумасбродная дамочка и как поставила весь замок на уши за неполную неделю пребывания.

Мужчина усмехнулся, вспоминая последний отчет от придворного доносчика. Иностранка притащила в свою опочивальню какого-то зачуханного хомяка и порывалась внести запрещенную технику. Обозвала крупного чиновника недалеким кретином, вырядилась в платье такой длины, что церковные служители перекрестились. Своеобразная особа, ничего не скажешь.

— Разрешите? — Слизень просунулся в щелку меж дверью и стеной.

— Заходи. — Мужчина отложил цветок на край стола. — Что-нибудь удалось накопать?

— О да! — Слизень бухнул на стол перед нанимателем увесистую папку с бумагами. — Здесь всё-всё-всё о её жизни, включая посещения стоматолога и аллергию на цитрусы. Может быть, теперь поведаете, на кой вам сдалась эта Иванова?

Темноволосый мужчина безразлично пожал плечами. Своих мыслей он выдавать не собирался, да Слизень и не рассчитывал, что ему так запросто откроют все тайны. Хватало того, что оплату детектив получил в полном объеме.

— Навскидку могу сказать, что ничего существенного в ней нет, — добавил Слизень, когда затянулось совсем уж неприличное молчание. — Обычная бабенка, ей повезло выжить и оказаться у нас. Остальное — в документах.

Мужчина кивнул, положив ладонь на папку. Открывать её при детективе он не собирался, и тот, поняв, что большего от заказчика не дождется, раскланялся и свалил по своим — без сомнения, грязным — делишкам.

Бумаги по большей части представляли собой мусор. Тщательно подобранный и отсортированный, но, между тем, бесполезный. Несколько любопытных мелочей из её детства, включая ту самую аллергию на апельсины, а в остальном — пустая трата времени.

Итак, неделя потрачена впустую. Хозяин кабинета откинулся на стуле, хрустнул шеей и прикрыл глаза, когда в дверь постучались.

— Войдите.

— Вам письмо, — подобострастно заглянула ему в глаза молоденькая служанка.

Мужчина вскрыл конверт и бегло пробежался по тексту, что был выведен пером на золотистой картонке. Так-так. Сообщаем, что при королевском дворе состоится торжественный ужин, посвященный её высочеству… яства и танцы… искренне надеемся на ваше присутствие…

Ха, очень своевременное приглашение!

— Людмила, — сыто улыбнулся он служанке. — Как вы считаете, что я должен предпринять, чтобы очаровать молодую гостью Иссы?

— Ох, господин Демьян, чего вы говорите за глупости, — засмущался девушка. — Вы такой… особенный, что очаруете любую.

Она тотчас опустила взгляд в пол, испугавшись своей искренности, а мужчина ухмыльнулся и смял письмо в кулаке.

3.

Замок был великолепен и оттого особенно ужасен. Беспредельная роскошь. Нагромождение скульптур, картин и напольных ваз. Излишки золота и драгоценных камней. И при всей нарочитой красивости в нем не было главного — здесь не теплилась жизнь. Тут редко смеялись в голос или вели задушевные беседы.

Скукота, от которой охота повеситься.

После разговора с принцессой я бесцельно слонялась по этажам. Есть ли смысл оставаться в Иссе? Зачем стараться ради той, которая, по всей видимости, так опасалась замужества, что предпочла изуродовать себя?

Обратно на последний этаж башни возвращаться не хотелось. Пока туда дойдешь — взвоешь. Да и стражник, приставленный к моим покоям, малость напрягал. Мрачный и неразговорчивый, мне начинало казаться, что он подглядывает в замочную скважину за тем, как я переодеваюсь. От его липкого, пожирающего взгляда меня пробирала дрожь. Но когда я объявила Диму, как меня напрягает стражник, юный дипломат лишь отмахнулся. Якобы хранитель покоя королевского двора самолично приставил ко мне этого человека, а его приказы не обсуждаются.

В общем, я направилась в город, где долго гуляла по базару, устроенному в честь праздника Виктории, и рассматривала шмотки. Рыночные ряды блестели, сверкали, ломились от предметов, но ни один не вызывал желания подойти поближе.