Анне ничего не оставалось, как похоронить своего Руди, и вместе с ним она похоронила и свое сердце, и свою молодость. Так она говорила мне в тот зимний вечер в Кицбухел.

Пришлось проглотить свою гордость и пойти к матери, ведь она осталась без крова и скоро должна была родить. Но это бесчеловечное создание ее даже на порог не пустило. Однако фрау Шмидт ненамного пережила бедного Руди. События развивались с бешеной скоростью, словно в адском калейдоскопе. Вилли унаследовал все состояние, но его жена, баронесса крови, не хотела видеть Анну под своей крышей.

Однако Вилли не оставил сестру. Он презентовал ей это шале в горах и довольно крупную сумму денег, но с одним условием — она должна уехать в Америку, к кузине, которая после войны перебралась в Филадельфию и которая с радостью примет и Анну, и ее малыша.

Родственникам не обязательно знать о мезальянсе Анны. Поедет туда как молодая вдовушка и, бог даст, снова выйдет замуж (Вилли очень на это надеялся). Она ведь такая молоденькая и просто красавица.

Я с участием выслушала рассказ Анны, пожалела ее и высказала свое мнение, что Вилли, по-видимому, прав. Анна оставит здесь свои печали и начнет в Америке новую жизнь.

Но потом Анна поразила меня в самое сердце и навсегда потеряла мое уважение. Она сказала, что не хочет этого ребенка, что детей она ненавидит. Как так можно, говорила я, ведь это кровь от крови ее любимого Руди, но она твердила, что ребенок только испортит ей жизнь.

Я готова была разорвать ее на части и с завистью смотрела на располневшую талию и набухшие груди. Какая насмешка судьбы — я так хотела малыша и не могла забеременеть, а Анна пребывала в отчаянии от того, что ждала ребенка.

Я смотрела на нее — бледные впавшие щеки, золотые волосы потускнели и повисли — и всем своим существом желала, чтобы этот малыш был моим — да, моим — и лежал в моем лоне!

И вспоминала слова Стива, которые он сказал мне перед самым отъездом:

— Вот это ночь любви, милая! Просто закачаешься! Как ты думаешь… вдруг у нас получилось?

Мне не хотелось расстраивать его, и я просто улыбнулась в ответ:

— Кто знает…

Я смотрела на Анну и думала, как же Господь Бог несправедлив, если, как говорят, все в нашем мире творится по разумению его. Почему же тогда он сделал так, что Анна забеременела? Почему я должна оставаться бездетной, да еще не по своей вине?

Я приготовила омлет и кофе. Мы засиделись далеко за полночь.

Именно тогда меня и посетила безумная идея.

Что, если я останусь с Анной в секретном месте, — да даже здесь, в горах, — пока она не родит, а когда младенец появится на свет, я возьму его себе, как будто это я его родила. А Стиву я напишу, что давно жду ребенка, но боялась выкидыша, поэтому ничего не говорила, а теперь опасность миновала, ведь уже шесть месяцев прошло! (И он никогда не узнает, что бесплоден.) Так что по возвращении в Англию его будут ждать уже двое.

Все устраивается как нельзя лучше. Через месяц Стива переводят в Гонконг, и там он пробудет не меньше полугода, так что, хочет он того или нет, навестить меня он не сможет. Отпуск дают только в случае крайней необходимости, а рождение ребенка под эту статью не подпадает.

Прежде чем строить дальнейшие планы, я поинтересовалась мнением Анны.

— Хочешь ты этого ребенка или нет? Могу я усыновить его? Нет, не то, могу ли я взять его и назвать своим? Ты же знаешь, как мы со Стивом хотим иметь малыша.

Анна была поражена, но приняла мое предложение как подарок небес.

Здорово, заявила она. Превосходно. Лучше не придумаешь. Такое только в романах случается. Неужели это и вправду возможно?

Мы спорили, строили планы, варили кофе литрами. И в итоге убедили друг друга, что этот безумный план вполне можно претворить в жизнь.

Анна — единственная владелица шале. Вилли не собирается навещать ее, а его жена даже знать Анну не желает.

В шале есть все необходимое. Будем гулять только с наступлением сумерек, загорать на балконе. Я долгие годы самостоятельно вела хозяйство, поэтому нам даже служанка не понадобится, только местный врач и акушерка, если возникнет такая необходимость. Ни один из наших знакомых не прознает про рождение этого ребенка. Фантастично, но вполне выполнимо. Анна пойдет своей дорогой, а я вернусь в Лондон ждать Стива.

Да он с ума от счастья сойдет, особенно если родится мальчик. Но сын ли, дочка ли, муж будет на седьмом небе от счастья. Как здорово, что у нас не осталось никого из родственников, никто не станет вмешиваться, и, если планы Стива внезапно не изменятся, все пройдет как по маслу.

Если же он неожиданно вернется, я просто скажу, что ребенок родился преждевременно. Мертвым. И дело с концом.

Я буду писать ему, убеждать, что у меня все в порядке. К счастью, он никогда не считал беременность болезнью, а к деторождению относился как к делу обычному. Стив не из тех, кто мечется под окнами, когда жена его дает жизнь наследнику. Я скажу, что моя подруга Анна пригласила меня пожить у нее, что я очень люблю горы и, скорее всего, останусь в Кицбухел до родов. Стив наверняка согласится, так как горный воздух гораздо полезнее, чем дым и копоть Лондона или Вены. Кроме того, он знает Анну, встречался с ней на нашей свадьбе и в курсе, что мы с ней лучшие подруги. Муж будет доволен, ведь когда придет время, рядом со мной будет близкий человек.

Нам казалось, что все так просто устроить. Глаза Анны горели. Она снова стала похожа на саму себя: полна жизни и надежды. Все время повторяла, что я — ее спасительница и что ребенок попадет в надежные руки.

Сейчас, когда мне придется рассказать обо всем этом Стиву, я просто диву даюсь, как мне вообще в голову могло прийти такое. Как меня, маленькую мышку Кристину, угораздило родить столь безумную идею, решиться на этот сумасбродный шаг? Говорят, что в жизни каждого человека наступает такое время, когда он абсолютно не похож на себя самого и совершает странные поступки. Думаю, именно это со мной и произошло. Я впала в безумие, когда Анна сказала, что не хочет этого ребенка.

На следующее утро мне стало казаться, что наше соглашение невыполнимо. Весь день мы снова спорили, планировали, обсуждали подробности. Прошли заново полный круг, сидя на балконе и наслаждаясь золотым солнцем, блестевшим на ярко-белых горных склонах. Меня начала беспокоить моральная сторона этого дела.

Имею ли я право обманывать своего мужа, вешать ему на шею чужого ребенка, которому он даст свое имя и будет любить как родного?

Мне надо было убедить себя в одной вещи: я делаю этого ради него, ради его счастья, ради нашего брака, который будет наконец полным. И для себя тоже: у меня будет малыш, я стану любить его, воспитывать, ухаживать за ним, ведь я жаждала этого целых шесть долгих лет.

В свое оправдание могу сказать лишь одно: если бы мы со Стивом могли завести своих детей, я бы никогда в жизни не осмелилась на подобное мошенничество. По-иному это и не назвать. Настоящее мошенничество. Грязная афера.