— Князь, — хрипло зашептал он, — вооруженный отряд…

— Много? — озабоченно спросил князь.

— Десятка два наберется. Вооружены хорошо. Едут в нашу сторону, но сильно торопятся.

Людей у Всеволода было не больше. Попусту проливать кровь не хотелось. Да и дружинники вряд ли поддержали бы его — это было ясно по выражению их лиц.

— Ну, раз им с нами по пути, будем держать их на виду, — заключил князь.

Тонконогий вороной жеребец, казалось, не чувствовал усталости. Легко и грациозно он вознес своего всадника на очередной холм.

— Княжна! — донеслось снизу.

Девушка остановила коня и оглянулась. Ее пытался догнать сотский, широкоплечий детина с рыжей окладистой бородой. Вскоре его конь остановился рядом.

— Княжна, смилуйся, ради Бога! Скотинка, бедная, еле на ногах держится. Да и у людей с рассвета макового зернышка во рту не было! — воскликнул он умоляюще.

— Давайте сделаем остановку, — покорно сказала Всеславна, печально вздохнув.

Сотскому стало не по себе.

— А може, того, княжна… продолжим путь?

Но та, странно оживившись, запротестовала:

— Что вы! Мне самой пора было догадаться, что нужен привал. И люди голодны, и лошади не кормлены… Простите меня, неразумную! — она отвернулась.

— Да ты что, княжна, да мы… — забормотал было сотский, но Всеславна уже легко соскочила с коня, набросила узорчатую уздечку на крутую конскую шею. Вскоре с ними поравнялись и остальные.

— Что, передых? — спросили они хором.

— Передых, — утвердительно ответил сотский.

— Так може, тогда до ручья доберемся? Вон, впереди тальник на ветру качается. Там и вода должна быть. Коней бы напоить, — предложил Емельян, молодой дружинник с открытым добрым лицом. Его поддержали.

Первое, чем занялись после остановки, — повели на водопой коней. Вода в ручье оказалась прозрачной и холодной до ломоты. Кони пили не торопясь, часто поднимали головы и, мотая косматыми гривами, наполняли округу радостным ржанием. Напившись, они устремились на ближайший луг. Сотский выбрал сухое место и разостлал холстину.

— Вали, — скомандовал он дружинникам.

Всеславна отказалась от еды и уселась в стороне на упавшем дереве со служанкой Малушей, с которой никогда не расставалась, а та, в свою очередь, платила ей преданностью.

С едой дружина управилась быстро. Собирая остатки и пряча их в торбу, сотский посмотрел в сторону княжны. Глаза их встретились. Всеславна, промолчав, отвернулась.

— Понимает, — пробормотал себе под нос сотский. — Дрыхни, хлопцы!

Дружинники полезли на пригорок, выбирая место посуше. Вскоре раздался богатырский храп.

Спустя пару часов первым проснулся сотский. Растолкав одного из дружинников, Демьяна, отправил его собирать коней. Тот вернулся быстро и, тяжело дыша от быстрого бега, доложил:

— Кони ведут себя тревожно — сбились в табун, дрожат… Может, волки?

— Может, и волки, — сотский расправил ремень, подтянул меч. — Не были бы двуногими. — Он нагнулся и поднял шлем. — Буди дружину!

— Эй, други! — зычно гаркнул Демьян.

— Чего орешь, потише не можешь? — сотский укоризненно покачал головой, поглядев на прикорнувшую княжну.

Табун действительно вел себя тревожно.

— Волки бы не стали так долго ховаться, — предположил кто-то.

— Пойду проверю, — сотский, вытащив меч, решительно направился к ближайшей рощице. Вернулся он нескоро. По заросшему щетиной лицу ничего нельзя было понять, только в глазах горел холодный огонек.

— Там вооруженный отряд, — он махнул рукой в сторону леса. — Чего-то выжидают. Похоже, за нами следят.

— Много их?

Сотский неопреденно пожал плечами:

— Да вроде силы равны.

У охраны вырвался вздох облегчения.

— Тогда все меняется! Коли чего, за себя постоим, — оживленно заговорили они.

— Что, сотский, может, дашь мне несколько воев? — Демьян энергично провел рукой по волосам. — Я им такого жару задам, мать родную позабудут!

— Нам княжну велено доставить до места целой и невредимой, — назидательно сказал сотский и почесал затылок. — Я вот что думаю, други: хотели бы они напасть на нас, давно бы напали. Мы ведь даже охраны не выставили, — он укоризненно крякнул. — Но ехать, не узнав, кто у тебя за спиной, негоже. Седлай коней, други! — Он решительно надел шлем.

Первым приближающихся киевлян заметил тиун.

— Князь, смотри! — он указал рукоятью плетки в сторону леса. — Вроде к нам путь держат. Неужели напасть думают?

— Непохоже, — возразил князь. — Оружие, вишь, не вынуто. Да и сил у них маловато, чтоб на нас нападать… Сейчас узнаем, чего они хотят.

И, словно в подтверждение этих слов, донеслось:

— Эй, кто будете?!

— А вы? — взвизгнул тиун.

— Мы люди князя киевского!

— А мы… князя черниговского! Далеко ли путь держите? — тиун от крика закашлялся.

Киевляне молчали, собравшись в кучу, — явно советовались. Затем кто-то выкрикнул:

— Мы на похороны князя Козельского!

— И мы туда же! — обрадовался тиун.

Оба отряда двинулись навстречу друг другу. Не доехав несколько шагов, остановились. Из киевлян вперед вышел здоровенный воин, закрывая собой хрупкого юношу.

— Эй, вы что, не русские? — завопил он. — Отчего за мечи держитесь? Мы к вам зла не имеем, да и вам повода не давали!

— Мы тоже, — загалдели черниговцы, снимая с нагретых рукоятей ладони.

От черниговцев отделился всадник.

— Князь Всеволод! — представился он. Некоторые кивеляне его сразу узнали: он когда-то вел с ними переговоры.

Здоровяк оглянулся и кивнул на всадника, следовавшего за ним:

— Княжна Всеславна, дочь покойного князя козельского!

Всеволод с любопытством взглянул на княжну — и обомлел, утопая в бездонной синеве чудесных, несмотря на глубокую печаль, глаз юной княжны. Их особую прелесть и выразительность подчеркивали тонкие стрельчатые брови и густые, как опахало, ресницы. Весь ее облик был мил и прекрасен.

Всеславна не выдержала долгого восхищенного взгляда и, зардевшись, опустила глаза. Воспользовавшись этим, Всеволод принялся разглядывать ее фигурку, которую весьма подчеркивал походный наряд. Княжна любила так одеваться, несмотря на пересуды и злобные взгляды, какими провожали ее женщины. Он словно возвышал ее в собственных глазах, делал сильной, способной постоять за себя. Может быть, то положение, которое она занимала, позволило ей воспитать в себе независимость и гордость. Ее и побаивались, зная, что дядя научил свою племянницу великолепно владеть любым оружием.