– Это сам Роуленд сказал, что он не слышал о Делакруа?

– Вот именно! И даже не покраснел! Макс вздохнул и опустил взгляд.

– Не стоит верить всему, что говорит Роуленд, Линдсей. Он любит подначивать людей. Думаю, он и в этот раз просто решил подшутить над тобой.

Это замечание нисколько не умерило пыл Линдсей.

– В таком случае, он – просто клоун, да еще, как я начинаю понимать, и хитрый! – воскликнула женщина.

– Нет, не совсем так, – мягко возразил Макс. – У него – диплом Бэллиола с отличием. Хитрый? Ну, что ж, поскольку человек этот – чрезвычайно целеустремленный, возможно, ты права, он может быть и таким.

– Блеск! Значит, гвоздь нынешнего сезона – оксфордский диплом?

– Ну, будет тебе, Линдсей, меня это уже начинает утомлять!

– Чудесно! Я просто потрясена! Он может читать по-гречески и по-латыни, однако факт остается фактом: в моде он разбирается не лучше моей кошки. Так кто же возглавляет отдел мод, Макс я или какой-то оксфордский зануда, одержимый манией величия?

– Ты попала пальцем в небо по всем пунктам, Линдсей. – Макс наградил ее взглядом всезнайки. – Не следует ставить знак равенства между Оксфордом и Роулендом. Начнем с того, что он – наполовину ирландец, а отец его – фермер. Во-вторых, никакой он не зануда, а, наоборот, веселый и интересный человек. В-третьих, он – опытнейший журналист, и газеты за ним едва ли не наперегонки гоняются. Я переманил его к нам, чтобы он расчистил авгиевы конюшни в отделе очерков, и он справился с этим всего за два месяца. И, наконец, Роуленд отнюдь не страдает манией величия. Просто в каждом отдельно взятом случае он старается настоять на своем. Как и ты, между прочим.

– О Боже, по-моему, я начинаю понимать. Сколько ему лет?

– Тридцать шесть.

– Столько же, сколько и тебе. Иными словами, вы – ровесники. Скажи мне честно, Макс, вы вместе учились в Оксфорде?

– Да, – ответил главный редактор. – На втором курсе мы делили на двоих берлогу в студенческом кампусе, и у нас был общий мотоцикл. Мы даже были влюблены в одну и ту же женщину, правда, в этом Роуленд меня обскакал. Мы…

– Господи, дай мне силы! – пробормотала Линдсей, одним большим глотком приканчивая виски и поднимаясь на ноги. Теперь она видела, как забавляет Макса вся эта ситуация.

– В таком случае все понятно. Я, конечно же, не могла принять в расчет вашу трогательную юношескую дружбу, поскольку не знала о ней.

– Ну, Линдсей, это уж совсем дешево.

– И тем более – мужскую солидарность. Теперь мне все понятно: зануда прав, я – нет.

– Мне тоже не понравились те фотографии Маркова. И манекенщица. Она была какая-то недокормленная. А уж тряпки, которые на ней болтались…

– Меня победили тогда, и я по-прежнему остаюсь побежденной, верно? Этому хитрому ублюдку удалось охмурить тебя, а меня – отодвинуть на задний план…

– Только в этих двух случаях. Взгляни на все это иначе: я выслушал аргументы Макгуайра, и они меня убедили. Он считает, что мы можем улучшить освещение темы мод, если подойдем к ней более напористо и профессионально. Этот человек очень умен, Линдсей, и ты это знаешь. Он просто чертовски хорош в своем деле. Его доводы взяли верх над твоими. В следующий раз…

– Если они возьмут верх и в следующий раз, я увольняюсь, Макс! В этом месяце начинаются показы весенней коллекции. Я требую, чтобы Макгуайр не вмешивался! Я больше не буду так работать!

В ответ на эти угрозы Макс лучезарно улыбнулся.

– Глупости, – отмахнулся он. – Ни за что ты не уволишься. Потому что любишь эту работу и эту газету. Ты и меня любишь, потому что я – хороший друг и изумительный главный редактор.

– Был когда-то.

– А со временем ты полюбишь и Роуленда Макгуайра. Оглянись вокруг, Линдсей, спроси своих товарищей – его любят все. Кроме тех, конечно, кого он уволил.

* * *

«Только не я!» – мысленно поклялась Линдсей, словно продолжая спорить с Максом. Одновременно с этим она не сводила внимательного взора с хозяина кабинета, который вернулся к своему письменному столу. Если бы ее антипатия и недоверие к Макгуайру были не так сильны, Линдсей, возможно, признала бы, что эпитет «классный», которым наградила его Пикси, был весьма точен. Его внешность, манеры, походка обладали такой притягательной силой, что были способны создать затор на оживленной улице – если бы за рулем, конечно, сидели одни только женщины.

Линдсей была готова признать в нем все человеческие пороки, кроме тщеславия и суетности. Их Макгуайр был лишен начисто. Ему было ровным счетом плевать на то, как он выглядит, и безразлично мнение окружающих. У него была стройная мускулистая фигура, и ее не могли скрыть даже видавшие виды потрепанные твидовые пиджаки, к которым он питал непонятное пристрастие. Скверно постриженные непослушные черные волосы уже давно тосковали по ножницам парикмахера. Картину дополняли зеленые глаза, чуть удивленное, ленивое и всегда немного насмешливое выражение лица. Редакционные сплетники приписывали Макгуайру еще и дьявольский мужской темперамент, однако у Линдсей ни разу не было возможности убедиться в правильности этих слухов.

Не относись она к нему с таким предубеждением, Линдсей могла бы представить себе Макгуайра кельтским воином, мчащимся на коне сквозь утреннюю дымку. Она была готова увидеть его за любой деревенской работой, требующей мужской силы, – лечением скота, рубкой деревьев, переноской тяжелого груза. Она согласилась бы признать в нем отвагу, не удивилась бы, увидев, что он бесстрашно штурмует отвесный горный склон, она была готова видеть в нем воина, поэта, ветеринара, но только не мужчину, способного плодотворно работать в редакции современной газеты. И вот в этом была ее ошибка, поскольку у Макгуайра это получалось блестяще.

Линдсей смотрела на мужчину, сузив глаза и думая, насколько обманчивы его внешняя доброта, показная мягкость манер и обходительность. Они были предназначены лишь для того, чтобы очаровать, разоружить противника и тем самым позволить Макгуайру первым добраться до цели в этом полном соперничества газетном мире.

– Я слышал, ты сегодня едешь за город? – заговорил Макгуайр. – Намерена провести выходные у Макса?

Линдсей словно подбросило. Будучи знакомой с беспардонностью Макгуайра и постоянно ожидая какой-нибудь новой гадости, она напрочь забыла о своем намерении разыгрывать из себя гранд-даму, а теперь вспомнила об этом, выпрямила спину и окатила собеседника ледяным взглядом.

– Да, собираюсь, – ответила она. Макгуайр улыбнулся.

– Передай от меня горячий привет миссис Макс. И всем маленьким Максикам. Надо же, четверо детей! Поначалу я думал, что это, должно быть, чрезвычайно обременительно, но теперь переменил свое мнение. По-моему, у них уже и пятый на подходе…

– Да, должен появиться на свет через два месяца.