Боль острым ножом резанула Энн по сердцу. Если даже у животных все, как положено, отчего ей так не повезло?!

Было около двух часов дня, когда они достигли границ маленького городка, проследовали мимо старинной церкви и древнего постоялого двора, а затем свернули с основной дороги и, въехав в широко раскрытые дубовые ворота, оказались во дворике, мощенном булыжником.

— Вот мы и прибыли. — Заглушив мотор, Ник бросил взгляд на спутницу, а та пораженно вслушивалась в щебет птиц, который донесся до нее в наступившей тишине. — Пойдемте, я проведу вас в дом через задний вход. Главный предназначен для моих пациентов и их хозяев.

— Да-да. — Она подвинулась на сиденье, чтобы вылезти из машины, но Ник уже предусмотрительно открыл дверцу.

— Добро пожаловать, Энн, — произнес он низким голосом, помогая ей выбраться наружу, и она почувствовала тепло его рук, придерживавших ее за талию. Когда она подняла глаза и увидела его лицо, то время, казалось, остановилось. А когда он наклонил голову и коснулся губами ее лба, ужас обуял Энн. Или это был не ужас, а что-то иное?

Нет, мимолетное касание было не тем, чего она боялась — и чего страстно желала. Всего лишь невинный поцелуй в лобик, которым награждают тетушек или детей, разочарованно подумала Энн. А Ник уже успел отпустить ее и направлялся к деревянной ограде, за которой лежал спускавшийся террасами сад.

— Смотрите под ноги — булыжник, — произнес он с еле заметной улыбкой, открывая калитку и пропуская Энн вперед. — Эти камешки смотрятся очень мило, но знамениты тем, что не дают местным костоправам остаться без работы.

— Хорошо. — Энн постаралась, чтобы голос звучал бесстрастно, и широко улыбнулась мужчине.

Ступив внутрь, она оказалась в саду, окруженном с трех сторон каменными стенами, увитыми плющом. На ухоженный газон падала тень от ветвистых фруктовых деревьев, а узкая тропинка вела мимо пышных клумб к дому, расположенному в сотне ярдов от калитки.

— Какая прелесть! — выдохнула Энн. В густом знойном воздухе стоял гул жужжащих насекомых, а от цветов, исходил томительный аромат лета. — Тишина и покой…

— Когда идет прием — ничего подобного, — ответил Ник, ведя ее под руку ко входу в дом. — В последнее время у нас наблюдается прямо-таки эпидемия дурного поведения среди кошек и собак. Возможно, на них действует жара, и они тут такой цирк устраивают!

Энн молча кивнула. И тем не менее тут наверняка не звучало никаких истошных выкриков и обидных слов, никаких язвительных замечаний, ранящих подобно отравленным стрелам. С животными она бы нашла общий язык, а вот с людьми — не получилось.

Ник открыл перед ней тяжелую дубовую дверь, и Энн очутилась в длинном узком коридоре с вымощенным керамической плиткой полом и стенами.

— Входите и осматривайтесь, пока я не приступил к своим профессиональным обязанностям, — пригласил хозяин дома. — Сегодня у меня по плану сразу несколько пациентов. Как я понял, вы любите животных? — В его голосе вопросительные интонации звучали лишь вежливой формальностью, на самом деле, он был абсолютно уверен в своем выводе. Как и во всем другом.

— Еще как, — ответила Энн.

— Так я и думал.

— А если бы я ответила отрицательно? — глядя ему прямо в глаза, заинтриговано спросила она.

— Изменил бы ваше мнение.

Уверенность, с какой это было произнесено, не оставляла сомнений: он бы так и поступил.

— А если бы не смогли? — решила не уступать Энн.

— Я всегда довожу до конца то, что задумал. — Ник смерил девушку насмешливым взглядом.

С губ Энн готова была сорваться язвительная реплика, но, к счастью, в следующий момент он открыл ближайшую к ним дверь и буквально втолкнул девушку в просторную комнату, две стены которой занимали клетки в несколько рядов. Из-за решеток на Энн уставилось множество пар полусонных глаз.

— Это послеоперационная, — пояснил Ник.

В одной из клеток томился трогательный щенок, у которого была перевязана лапка.

— Что с ним? — с состраданием спросила Энн.

— Щенка оставили одного в компании с парой здоровых псов, и те решили разыграть его как военный трофей. К счастью, хозяйка услышала визг и вытащила малыша из их клыков раньше, чем его смогли серьезно покалечить. Это типично для людей, которые содержат домашних животных, ничего не смысля в их поведении… Дама навещала приятельницу, и ей втемяшилось в голову, что ее маленькому песику было бы полезно познакомиться с другими собачками, представляете? Так вот, подружки пошли пить кофе, а собак оставили одних.

Ник вывел ее из комнаты, и они снова очутились в коридоре.

— А здесь операционная и перевязочная, — произнес он, открывая следующую дверь.

Взору Энн предстала стерильно-чистая светлая комната, оснащенная всем, что должно присутствовать в операционной. В смежном помещении пахло карболкой и другими медикаментами.

— Еще мы используем ее для приготовления пищи нашим пациентам. Некоторые сидят на особой диете, и готовка еды занимает чертову уйму времени.

Пылкость его слов, гордость за свое маленькое хозяйство говорили, что дело, которым занимался Ник Хартли, значило для него много больше, нежели просто многообещающая карьера. Он действительно болел душой за своих четвероногих пациентов, и мысль об этом растрогала Энн.

Следующей шла квадратная прихожая, пол которой, как и пол коридора, был выложен черно-белой керамической плиткой. Прямо находилась огромная входная дверь, а направо — еще одна комната.

— Приемный покой и зал ожидания, — объявил Ник. — Далее — еще три помещения для консультации и чулан. Как вы, вероятно, сообразили, наши пациенты представлены в широком диапазоне — от огромных зверей до совершенно игрушечных домашних любимцев.

— Могу себе представить, — согласно кивнула Энн.

— И… — Он внезапно оборвал себя и подозрительно посмотрел на нее, а затем медленно произнес: — Кажется, вас это смешит?

— Нет-нет, что вы. — Его неподдельный энтузиазм во всем, что касалось работы, вызывал в душе Энн какие угодно эмоции, но только не насмешку. Внутри Энн росло даже что-то напоминающее нежность, без которой в сложившейся ситуации вполне можно было бы обойтись…

— Отлично. — На какое-то мгновение его серые глаза впились в собеседницу, как будто оценивая степень ее искренности, а затем Ник указал на дверь, за которой раздавалось сдавленное ворчание и повизгивание. — А теперь нам лучше выпустить Абигайль и всю ее банду. Берегитесь!

Предупреждающий возглас запоздал лишь на секунду, поскольку в отворенную дверь хлынул пестрый поток разнокалиберной и разномастной живности, сопровождаемый счастливым заливистым лаем.

— Это все ваши? — Энн опустилась на корточки, чтобы поприветствовать собачью стаю, в которой кого только не было — от одной из самых огромных и мощных немецких овчарок, которых она когда-либо видела, до крошечного той-терьера, который носился вокруг нее, почти не касаясь земли. — Сколько же их?