– Готова? – Билл, одетый в смокинг, сшитый на заказ, без стука вошел ко мне. По-хозяйски осмотрел, недовольно поджал губы и выразительно бросил взгляд на часы. Мы не опаздывали – я точно знала, но мой муж старался перенять привычки моего же отца, поэтому считал особым видом извращенного удовольствия попрекать меня по поводу и без. Нет, он не осмеливался бить меня, но грубо хватать – за руки, шею, бедра – это же не бить, даже если остаются следы. Вот такая извращенная логика.

– Иду, – я взяла сумочку и вышла из спальни. Единственное, за что я каждый день благодарила бога, что спали мы по-светски – в разных спальнях, правда, это не всегда спасало.

На День Благодарения нас пригласили в роскошный особняк Салли Меллоун, новой звезды на финансовом небосклоне восточного побережья Флориды. Обычно пышные приемы проводил отец в нашем доме на Фледжер-Роуд, но время идет, статус-кво неминуемо меняется. В городе появились новые люди, связи, деньги. Я точно знала – слышала ругательства в сторону миссис Меллоун – что отец в бешенстве от того, что приходится считаться с женщиной.

Я взяла бокал шампанского, поддерживая ничего незначащую беседу с женой первого советника мэра, моего отца, и осмотрелась, ища взглядом мужа. Ага, вон он: вьется вокруг хозяйки дома и ее симпатичной дочери. Мы с ней примерно одного возраста, только она выглядела знойной молодкой, а я чувствовала себя уставшей старухой. Билл улыбался, ему улыбались в ответ.

Билл был достаточно привлекательным: загорелый блондин, не слишком высокий, но неплохо сложенный. Я могла понять женщин, у которых он вызывал определенные симпатии, но лично меня от него оторопь брала. Каждое прикосновение вызывало желание оказаться подальше. Как в первый раз, когда Билл приветственно коснулся моей руки – ощущение, что рептилия ладонь сжала. У него холодные руки. Всегда холодные.

Билл громко рассмеялся, активно жестикулируя – лизоблюдством занимается. Отец по официальной версии сколотил состояние на пищевой промышленность – по неофициальной я даже знать не хотела, – теперь вот в политику подался. Интересы у него разнообразные. А вот у моего мужа вообще ничего своего нет: куда Гордон Берроуз туда и Билл Берроуз. Да, он взял нашу фамилию, отцу польстить. Не удивлюсь, если мой муж по наводке тестя окучивает женскую половину семьи Меллоун. Я плечами передернула, прогоняя воспоминания. Не хочу сейчас думать о нем, тем более он явно не думает обо мне.

Через час улыбок и льстивых заверений в дружбе, которые мы как неофициальные представители должны были передать господину мэру, находившемуся в отъезде, у меня жутко разболелась голова.

– Спасибо, Салли, – я искренне пожала руку хозяйке дома, сильной и уверенной женщине, которой я когда-то мечтала стать, но уже не стану. – Прекрасный праздник.

– Я рада, что вы выбрались, приятных выходных.

На этой ноте я отправилась искать мужа – уехать мы должны вместе, а потом, надеюсь, он отправится в ночной загул.

– Вы не видели Билла? – я переходила от одной компании гостей к другой, по кругу огибая площадку особняка в викторианском стиле, пока не оказалась в доме. Не мешало бы поймать кого-нибудь из домашней прислуги и попросить таблетку от головы.

Поднялась наверх: кто-то сказал, что видел Билла на втором этаже в районе библиотеки. Открывала двери наугад, на четвертой удача улыбнулась, хотя нет – под дых ударила.

Мой муж со спущенными штанами трудился над дочкой Салли. Он брал ее сзади. Он всегда делал это только так. Ее сдавленные задушенные стоны и его тихое рычание пошлым эхом от стен отражались. Я прикрыла дверь, морщась, словно меня в грязи вываляли.

Я знала, что Билл мне изменяет, но знать и видеть своими глазами не одно и тоже. Меня затошнило. От мужа, отца, окружающий и даже от себя самой. От своей жизни. Я бросилась по коридору и, открыв дверь уборной, меня вывернуло. Рвало долго и мучительно. Жаль, что несмертельно.

– Ты какая-то бледная, – заметил Билл, когда мы оказались дома. Я не ответила, только бросила на него уничтожающий взгляд и принялась подниматься к себе. Ехать в машине и сидеть рядом было пыткой. Я не ревновала, мне просто было противно. И от себя в том числе. Это не первая измена – я терпела, и, вероятно, буду продолжать терпеть. Отец не допустит развода. Билл тоже ни за что не отдаст курицу, несущую золотые яйца, а уйти, сбежать – я никогда не осмелюсь. Я ненавидела себя за эту трусость.

– Что за бойкот? – Билл поднялся за мной, не давая захлопнуть перед ним дверь. Сорвал бабочку и сбросил смокинг, разглядывая меня внимательно. И я решилась.

– Я видела тебя с дочкой миссис Меллоун. Я знала, что ты не уважаешь меня и наш брак, но так откровенно это демонстрировать… Отцу вряд ли понравится…

Я надавила на больную мозоль – на страх перед благодетелем – и отвернулась, снимая серьги. Пусть уйдет, не могу видеть его.

– А что мне делать?! – агрессивно набросился на меня Билл. Он всегда так делал. Никогда не признавал вину. – Если я с тобой не получаю разрядки! – резко подскочил и задрал подол платья, аж швы затрещали.

– Пусти! – Я попыталась убрать руку, стиснувшую лобок и неприятно царапавшую промежность.

– Ты же фригидная! – распалялся Билл. – Вся сухая и холодная! Трахать тебя – все равно что труп!

– Убирайся! – разозлилась я, с силой отталкивая его. – Не смей прикасаться ко мне!

– Что?! – взвился Билл. – Забыла, что ты моя жена? Я напомню.

Он грубо схватил меня и, бросив на спинку дивана, придавил пахом, раздвигая ноги.

– Нет, пожалуйста, не надо! – извивалась я, почувствовав холодные руки на ягодицах.

– Я покажу тебе как характер показывать! – Билл грубо рванул трусики, и в меня уткнулась крупная головка. Я слышала, как он плюнул и растер слюну по тугому колечку мышц.

– Пожалуйста… – испуганно затихла, ощущая, как член пробивается внутрь. Больно, боже как больно! Я постаралась расслабиться, чтобы стало легче, но не смогла. До крови закусила губу, глотая молчаливые слезы. Господи, пусть это побыстрее закончится. Пожалуйста, пожалуйста…

– М-мм, – замычал Билл, вколачиваясь со всей силы, пока не излился. Он шлепнул меня по ягодице и отправился к себе. Я медленно разогнулась, ощущая неприятную резь внутри, и поплелась в ванную.

Вода была обжигающе горячей: пар окутал меня, создавая иллюзию потустороннего мира, где нет боли и страха. Сначала я терла себя мочалкой, сдирая кожу, чтобы смыть с себя следы той мерзости, что со мной сделали. Всегда делали. Затем опустилась на кафель, пряча лицо в коленях. Какая я жалкая. Какая трусиха. Отвращение к себе переполняло.

Я привыкла быть тихой, покорной. Моя личность с детства была под колпаком, а после исчезновения мамы все стало еще хуже. Меня задавили, не позволили раскрыться. Я навсегда останусь куколкой, не стану бабочкой. Этот ад со мной до конца. Иногда мне хотелось умереть. Просто не проснуться однажды утром. Но и на то, чтобы взять в руки свою смерть, если уж не могу взять под контроль жизнь, у меня не хватало смелости. Если бы мама была рядом, если бы…