Хильдрид, разумеется, знала его, хотя почти не общалась. Это был Хакон, один из младших сыновей Харальда Прекрасноволосого, самый последний из признанных. Его мать, Тора Агмундоттер по прозвищу Жердинка, никогда не была супругой конунга, за которую выплачивалась винга, дарился мунд и хундрадаг — «утренний дар». Он просто захватил ее, когда наведался на Морстр, и родители Торы, знатные и богатые люди, какое-то время даже не знали толком, куда делась их дочь. Потому красавицу Жердинку, которая танцевала так красиво, а пела так звучно, что ей даже Хильдрид порой завидовала, хотя по натуре завистлива не была, называли наложницей, а иногда и рабыней конунга.

Харальду тогда было уже за семьдесят. Он превратился в мрачного и брюзгливого человека, пока, впрочем, еще крепкого и способного вести в бой войска. Если по утрам, поднявшись с холодной земли, где ночевал, завернувшись в плащ, он чувствовал колотье в боку или жалобу суставов, то молчал об этом. Харальд не прекращал тащить в постель всех красоток, до которых мог дотянуться, но теперь торопился отсылать их прочь. Теперь он признавал не всех сыновей, которых приносили ему случайные наложницы, поскольку в своем возрасте уже начал понимать, какая это напасть. Когда-то, будучи молодым и запальчивым, Прекрасноволосый провозгласил, что все его сыновья будут конунгами. Лишь много лет спустя он понял, что сболтнул.

Женщины с удовольствием рожали от конунга детей. Какая же мать не хочет видеть своего сына конунгом? Что ж, Харальд держал слово, и, пожалуй, разделить такую обширную страну, как Нордвегр, на пятьдесят отпрысков мужеска пола было бы возможно. Но наделить всех их достоинством конунгов? Прекрасноволосый вдруг осознал, что на старости лет может вернуться к тому, с чего начал много десятилетий назад, будучи еще пятнадцатилетним подростком. Некоторые сыновья, вообразив, что они и в самом деле конунги не хуже, чем отец, отказывались повиноваться.

Благодаря междоусобным стычкам отпрысков постепенно становилось меньше, с некоторыми Харальд расправлялся руками своего любимого сына, провозглашенного наследником. Эйрика, получившего красноречивое прозвище Кровавая Секира, и вовсе не потому, что некогда измазал лезвие в глине или сурике. Наследник конунга Нордвегр с удовольствием орошал полукружье своего боевого топора кровью, причем кровью собственных братьев, а это занятие, как известно, затягивает.

Юный сын покойного конунга Нордвегр от наложницы перебрался через лавку — как приемный сын английского короля, он сидел намного выше Хильдрид — и обошел стол. Остановился возле женщины.

— Позволишь сесть рядом? — спросил он. На родном языке он говорил очень правильно, с явственным налетом акцента. Все-таки, юноша еще ребенком попал в Британию и здесь вырос. Ему можно было простить плохое произношение, но Гуннарсдоттер слегка поморщилась. Вежливо обернулась.

— Садись.

Альв подвинулся, и Хакон перебрался через лавку. Взял себе лепешку и кусок свинины. Слуга принес ему кружку.

Юноше скоро должно было исполниться пятнадцать лет. Он попал на Острова в трехлетнем возрасте, да так и остался здесь, заложником политической игры своего отца с правителем Британии. Хильдрид эту историю рассказывал сам Хаук Длинные Чулки, который все случившееся видел сам, поскольку именно он служил тогда посланцем Прекрасноволосого.

Торговые отношения между Британией и Скандинавией существовали всегда. Кроме того, в Области датского права, в Денло жило немало подданных Прекрасноволосого. По сути, выходцев из Нордвегр и Свитьота[10]здесь было столько же, сколько и данов, так что вернее было бы назвать север Англии Областью скандинавского права. Словом, поводов, чтоб общаться, правителям хватало. А здесь, конечно, в свою очередь возникала уйма возможностей помериться — у кого выше положение, кто сильнее и находчивей.

Спор начал Адальстейн. Обитатели Области датского права донимали его, хотелось хоть как-нибудь, хоть кому-нибудь из скандинавов отомстить. Король британский был по натуре человеком осторожным и слишком умным, чтоб наносить Харальду прямое оскорбление. Да и зачем? Англичанин отправил конунгу Нордвегр в подарок прекрасный меч с позолоченной рукоятью и навершием. А когда конунг взялся за рукоять — какой мужчина не захочет опробовать оружие в руке — посланец Адальстейна объявил, что раз правитель Севера принял меч от государя всей Британии, то отныне он — его подданный, его вассал.

Хаук рассказывал, что при этих словах лицо Харальда побагровело и стало похоже на вареную брюквину. Он даже забеспокоился — сперва решил, что какая-то неприятность может случиться с конунгом, а потом — с послом. Но, ко всеобщему изумлению, Харальд, помолчав, жестом велел послу убираться. И позволил спокойно отчалить британскому кораблю, удивив этим, кажется, даже самих британцев.

Но ответ не замедлил. Через месяц в Британию отчалила аска, везущая на юг Хаука Длинные Чулки и маленького Хакона, еще не привыкшего без матери и потому дувшего губы. Адальстейн, само собой, предполагал, что со стороны конунга Нордвегр может последовать какое-нибудь возмездие, но как-то не предполагал, что в один прекрасный день в его трапезную войдет рослый скандинав, неловко держащий под мышкой трехлетнего ребенка, без особых церемоний подойдет и посадит малыша Адальстейну на колено.

Ребенок, не особо стесняясь, тут же потянулся к ножу короля, лежавшему на столе. Адальстейн с немым изумлением посмотрел на золотистые завитки волос и прямую спинку малыша.

— Это еще что такое? — спросил он.

— Это — Хакон, сын Харальда от наложницы, — спокойно ответил Хаук. — И ты, коль скоро посадил мальчишку на колено, теперь будешь воспитывать его. А ведь известно, что сыновей конунгов воспитывают ярлы.

Ярость затопила сознание короля — он схватился за меч, лежащий рядом. Он не задумывался, кого будет рубить — Хаука или Хакона, и мыслимо ли расколоть мечом белокурую головенку малыша, молчаливо сидящего у тебя на коленях.

— Ты можешь убить этого ребенка, — предвосхищая решение, сказал Хаук. — Но у моего конунга этот ребенок — далеко не единственный.

Намек был понят немедленно — Адальстейн не зря был хорошим королем. Конечно, войско постаревшего конунга Нордвегр не откажется от такого прекрасного повода повоевать. А если еще присоединятся викинги из Области датского права... Подобное уже случалось. Стоило некогда королю Элле расправиться с Рагнаром Кожаные Штаны[11], чтоб страну тут же наводнила армия его могучих сыновей! Нет, южной Мерсии такие «радости» не нужны. Правитель юга Британии решил, что мнения конунга Нордвегр на то, кто именно воспитывает чьих детей, не должно его волновать. А тут еще малыш обернулся, окатил Адальстейна синим пламенем своего взгляда — и король рассмеялся.

— Что ж... У нас в Британии другие традиции. При моем дворе воспитывается много мальчишек из самых знатных семей моих подданных. Пусть будет еще один.

И столкнул ребенка с колена. Трехлетний малыш засеменил под стол, туда, где собаки грызлись за кости с остатками мяса. Без страха схватил за шерсть здоровенного волкодава, потянул и засмеялся. Совсем как король Адальстейн.