– Угу, – кивнул паж, размышляя о чем-то.

Страж заинтересованно пялился на молодого барыча. Неужто тот собирается позволить себе кости ломать? Оно так по уму-то и верно, но это ж какую боль пацану терпеть придется. Да и непонятно, будет ли с этого толк? Эвон как ногу-то перекрутило, да и ходит молодой дворянчик ногу подволакивая. Совсем, видно, та не двигается.

– Вот что, солдат, хочешь заработать серебряный?

– Так ведь кто ж этого не хочет, – оживился стражник.

– Тогда передай этому вашему старине Гыму, что мне нужно ногу сломать. А затем по новой ее срастить. Чтоб я мог на своих двоих ходить, а не с костылем да по стеночке.

– Передать-то можно, – протянул страж, настойчиво сверля взглядом пажа, – отчего ж не передать.

Но тот не поддался на разводку. Лишь усмехнулся и качнул головой.

– Вот-вот, передай. А как принесешь мне ответ, когда и где ваш костоправ согласится меня попользовать, тогда и получишь свой серебряный.

Паж повернулся и, неторопливо ковыляя, исчез за углом, мерно стуча костылем. Стражник некоторое время прислушивался к удаляющемуся и становившемуся все глуше и глуше стуку, затем заскрипела дверь, и все стихло. Стражник недовольно поморщился, сдвинул шлем на затылок и почесал лоб. Эк барыч все повернул – теперь ему, чтобы заработать свой законный серебряный, надобно не только передать старине Гыму просьбу, но еще и уговорить того заняться этим делом. Впрочем, это было не слишком сложно. Старина Гым был мужчиной покладистым и, как и любой мастер, получал от своего умения не только прибыток и уважение, но и истинное удовольствие. Так что достаточно пары кружек сидра, и дело можно будет считать сделанным. От этих мыслей страж заметно повеселел и принялся теперь уже планировать, как и на что потратит заработанный серебряный. Впрочем, особых забот это планирование ему не доставило. Ну на что еще может солдат потратить свалившиеся на него деньги, как не на трактир? Так что все планирование свелось к тому, чтобы решить, в какой из трактиров идти и кого звать. А и по первому вопросу, и по второму все планы стражника были составлены уже давно и прочно…

– А-а-а!!! – Грон откинулся на спину и судорожно вздохнул. От дикой боли его едва не вывернуло наизнанку.

– Вы уж потерпите, ваша милость, – прогудел над ухом густой бас, – а то вот возьмите кляп-то. Я вчера свеженький вырезал, березовый. Его, ежели чего, и погрызть вполне…

Грон послушно разинул рот, и тут же ему в зубы ткнулась сухая струганая деревяшка. Грон стиснул челюсти и некоторое время лежал так, не шевелясь и закрыв глаза.

– Ну как, отошли малеха? – вновь прогудел тот же голос– Продолжать-то можно?

Грон сделал еще несколько вдохов-выдохов и медленно кивнул. Спустя мгновение его правую ногу вновь захватили сильные пальцы, а затем…

– Мы-ы-ы-ы!!!!

На этот раз вопль прозвучал гораздо глуше. Но это было исключительной заслугой кляпа. Потому что голосовые связки Грона в этот раз работали ничуть не меньше, а как бы даже и не больше, чем в первый. Впрочем, вопли еще слегка заглушал хруст ломаемых костей.

– Вы кляп-то погрызите, погрызите, ваша милость, – вновь прогудел знакомый бас. – Береза – дерево сладкое, вреда от него организму никакого, одна польза. Я из Ставорья, так там у нас по весне, как первые прогалины появляются, и стар и млад с бадьями в лес идут. Березового соку набрать. Оченно вещь пользительная…

Голос бормотал, убаюкивая, и Грон почувствовал, как его глаза закрываются сами собой. Что было вполне объяснимо. Перед началом процедуры старина Гым влил в него два литровых кувшина сидра.

– Мы-ыыы-ы!

Это было нечестно! Он только собрался задремать.

– Да и все ужо почти, ваша милость, – вновь прорезался голос старины Гыма, – вот тут только чутка…

– Мы-ым!

– Вот и ладненько! – На этот раз голос прозвучал уже не успокаивающе, а удовлетворенно. – Эк вас покорежило-то, совсем жилы пережало. Отмирать начали. Оттого-то и нога не слушалась. Ну да ничего, мы их сейчас лезвием-то почистим.

– Ым!

– Вы уж терпите, ваша милость…

– Ым!

– А то от моего костоправства никакой пользы не будет…

– Ым!

– Окромя внешней красивости…

– Ым!

– Нога-тко так и не заработает…

– Ым!

– Ну вот и все! – Костоправ разогнулся и, покосившись за спину, рявкнул: – Шыг, корпию давай и тряпки. Вон кровищи-то натекло… И лубки готовь. Да не энти! Энти их милости будто кандалы будут, с ними еще похлеще ногу искалечить можно, вон те давай, легкие, буковые. А ты, Азар, чего стоишь столбом? Видишь, их милость весь взопрел? Вытри ему рожу-то!

Грон попытался выплюнуть деревянный кляп, но зубы так сильно вонзились в древесину, что справиться только лишь губами и языком не удалось. Пришлось помогать себе руками.

– А вы, ваша милость, молодцом, молодцом… у меня и покрепше мужики с досок спрыгивали и пытались деру дать. Токмо теперь вам надобно полежать. С седмицу, не менее. До того времени ногу лучше не тревожить.

– Спа… спасибо… Гым… вот… – Грон облизал пересохшие губы и потянулся рукой к кошелю, специально привязанному под мышкой.

– Да ладноть, чего уж там… что могем, то могем. Вы лучше скажите, куда вас отнесть-то теперь. Потому как наверх вас теперича никак не отволочь, в спаленку-то вашу. Там лесенка уж больно крутая и узкая.

– Я… здесь… полежу… на конюшне.

– На конюшне. – Костоправ задумчиво почесал в затылке. – А и верно. Нонича никаких охот да променадов точно устраивать не будут, ну покамест новый герцог не объявится, а я за вами тут присмотрю.

Грон наконец выудил из кошеля нащупанный золотой толар и несколько монет медью.

– Вот, это тебе и… остальным.

– А им-то за что! – удивился костоправ.

– За помощь.

– Так ведь это ж мои помощники, мне из своей оплаты им и долю выделять.

– Все равно… пусть…

– Ну тогда благодарствуем, – не стал отказываться костоправ. – А ну-ка, Азар, Шыг, аккуратненько взяли их милость и перенесли вон туда… да не на сено ложите, бестолочь! Сейчас ногу надо на твердом держать, на твердом. Чтобы косточки правильно срослись!..

Так, под добродушное ворчание старины Гыма, Грон и задремал…

Две жизни назад он появился на свет под именем Казимира Яновича Пушкевича. В четырнадцать лет он потерял всю семью и оказался ввергнутым в горнило самой страшной из боен, когда-либо устроенных человечеством. Пройдя всю Вторую мировую войну и выжив, он стал известен всем разведкам мира под агентурной кличкой Клыки, которая наилучшим образом отражала его внутреннюю сущность. Европа, Азия, Африка и обе Америки хранили следы его подошв. Он был бойцом, бойцом до мозга костей, бойцом, не знавшим, что значит не выполнить задачу либо потерпеть поражение. За это ему прощалось многое. Причем не только начальниками, но и самой судьбой. Так что когда он, уже глубоким стариком, вступил в свою последнюю схватку, в которой по любым логическим раскладам не был способен победить, судьба выбросила ему новый шанс. Шанс на вторую жизнь. Правда, уже не на Земле, а в другом мире, переместив его сознание в тело недоразвитого четырнадцатилетнего паренька, подвизавшегося на побегушках в припортовой груде на острове Тамарис. Тот мир был чист и свеж, как Земля во времена Древних Греции и Рима. Но это не было предопределено обычной логикой развития. Просто некто, именуемый Творцом и входивший в пантеоны всех религий того мира, а на самом деле являющийся всего лишь чрезвычайно сложным искусственным устройством, регулярно, с периодичностью где-то раз в тысячу лет, устраивал глобальный катаклизм сродни Всемирному потопу, стиравший с лица того мира цивилизацию, которую люди успели создать за время, прошедшее с предыдущего катаклизма. А за тем, чтобы этот порядок оставался неизменным, наблюдала специальная организация, именуемая Орденом.