— Ты, вероятно, видела меня в ночном клубе с Кьярой... — начал он и вдруг с усмешкой спросил: — Надеюсь, я не смущаю тебя своими юношескими воспоминаниями?

— Ничуть, — процедила она сквозь зубы.

— Тогда давай сразу перейдем к сути дела. Отвечай, ты отправилась в мой автомобиль с Умберто, потому что была пьяна и расстроена, а он просто воспользовался твоим состоянием? Или?..

Корделии неудержимо хотелось выплеснуть остатки сока прямо в это надменное лицо, а потом врезать Гвидо хорошенько, так, чтобы он месяц приходил в себя. Десять лет она расплачивалась за грех, который не совершала. Так неужели и впредь ей предстоит подвергаться унижению? Где он был со своими вопросами раньше?!

Однако, собрав последние остатки самообладания, она взяла себя в руки.

— Или... что? — вполголоса переспросила она.

— Или, — продолжил он как ни в чем не бывало, — ты пошла с ним, потому что думала, что вас никто не увидит?

— Я сделала это, потому что обожала его! — выпалила Корделия, которую окончательно вывел из себя его высокомерный тон. Желание отомстить Гвидо даже через десять лет оказалось настолько живучим, что она пошла даже на откровенную ложь.

Лицо его исказилось яростью, а в золотистых глазах промелькнула угроза, но он мгновенно опустил длинные ресницы. Однако этой секунды хватило, чтобы странный холод, которым повеяло от этих мрачных глаз, вызвал у Корделии ужасное предчувствие. Она поспешно отвела взгляд и тут же вспомнила, зачем пришла сюда.

— Ты просто играешь со мной, да? — Девушка презрительно посмотрела на него. — Но если ты собираешься отказаться от моего предложения, зачем было вызывать меня сюда на ночь глядя?!

— Ты говорила, что находишься в отчаянном положении, — с холодной вежливостью напомнил ей Гвидо.

— Так почему бы тебе просто не сказать “нет”? — Корделию уже не волновало, что эти слова звучат по-детски. Она разозлилась, что ему удалось завести ее, и собралась уходить.

Гвидо встал.

— Не стоит горячиться, — насмешливо сказал он. — Почему бы тебе не снять этот мешковатый кардиган и не присесть?

Ей действительно было жарко, но она упрямо сложила руки на груди.

Он разразился веселым хохотом, который еще больше разозлил ее.

— Что тут смешного?

— Ты всегда казалась мне тихоней. — Выразительный рот Гвидо скривился в усмешке. — Но теперь я, похоже, вижу настоящую Корделию Кастильоне — вспыльчивую, упрямую, безрассудную...

— Ты ничего обо мне не знаешь! — воскликнула она, защищаясь.

— Так вот, если ты не снимешь свой уродливый кардиган, я сам сорву его с тебя, — с тихой угрозой сказал Гвидо.

Корделия испуганно отступила назад. Только теперь до нее дошло, что и она до сих пор не знала, каков на самом деле Гвидо Доминциани.

Он протянул к ней руку, и, решив, что бессмысленно спорить о таких пустяках, она сбросила жакет с плеч, заметив:

— Тебе нравится повелевать, не так ли? Мне следовало помнить об этом.

Проигнорировав это замечание, Гвидо повесил жакет на спинку ближайшего стула.

— Теперь сядь и выслушай мои условия. Корделия широко распахнула глаза, и он, увидев это, добавил:

— Да, я готов заключить с тобой сделку. Вот только, возможно, тебе не подойдет цена.

— Цена?..

Ошеломленная тем, что он серьезно рассмотрел ее предложение, Корделия поспешно опустилась в кресло.

— Все на свете имеет свою цену... Ты это еще не усвоила? — Голос Гвидо, густой как мед, звучал завораживающе.

Забыв об осторожности, Корделия посмотрела на него и тут же потеряла нить разговора, оказавшись в плену янтарно-золотистых глаз. Дыхание у нее перехватило, как при падении с высоты.

Вдруг Корделия почувствовала, как трепетное предательское тепло заполнило ее лоно, и в ужасе замерла, поняв, что с ней происходит. Ее груди набухли, соски напряглись, сердце стучало так, словно она только что финишировала на длинной дистанции. Она поспешно опустила глаза, надеясь, что это поможет избавиться от наваждения.

— Корделия?.. — окликнул ее Гвидо. Девушка скрестила на груди руки и, с явной неохотой подняв голову, увидела, что он отошел к окну.

Он готов жениться на мне, а это самое главное, напомнила себе она. Какое мне дело до этого глупого тела, которое по-прежнему реагирует на него? Да, он красив. И не просто красив, а потрясающе сексуален... но это просто физиология и ничего более.

Корделия ненавидела себя за то, что не в состоянии держать чувства под контролем, но надеялась, что в будущем им с Гвидо предстоит не так уж часто видеться.

— Странно, что тебя это так удивило, — заметил он. — На прошлой неделе ты казалась абсолютно уверенной в том, что получишь мое согласие.

— Но ты меня не очень-то обнадежил, — сказала она, стараясь не глядеть в его сторону.

— Я тщательно продумал твое предложение и вынужден предупредить тебя — условия будут очень жесткими.

— Это меня не удивляет, — буркнула Корделия себе под нос.

— К тому же некоторые из них не подлежат обсуждению, — добавил он.

— Скажи наконец, чего ты хочешь, — не выдержала она.

— Мы заключаем брачный контракт...

— Естественно.

— И ты записываешь на меня все...

— Кроме небольшой...

— Все! — бесстрастно отчеканил Гвидо. — Я сам буду выдавать тебе ежемесячное содержание.

Вид у Корделии был удивленный и разочарованный.

— Но это не...

— Тебе придется довериться мне.

— Но... я хочу купить для мамы дом.

— Естественно, я позабочусь о том, чтобы твоя мать не пострадала. Если мы поженимся, она до конца своей жизни ни в чем не будет нуждаться, — заявил Гвидо. — Я буду считать ее членом своей семьи и соответственно относиться к ней.

Корделия не могла не признать, что это был великодушный жест с его стороны, но еще больше ее порадовало то, что она не услышала в его тоне и тени неуважения к Мирелле Кастильоне.

— Твой дед родился семьдесят четыре года назад, — заметил Гвидо, словно прочитав ее мысли. — Он человек другого поколения. Именно поэтому тот факт, что ты незаконнорожденная, он считал позорным.

— Я знаю, но... — тут же бросилась на защиту матери Корделия.

— Нет, не знаешь, — сурово оборвал ее Гвидо. — Твоя мать воспитала тебя самостоятельно и держалась подальше от итальянской общины. Она даже не попыталась познакомить тебя с традициями своей родины. Так что не говори, что у тебя есть какие-то представления о нашей культуре. Мужчины-итальянцы всегда высоко ценили в женщинах добродетель...

— Мы отвлеклись от темы, — прервала его Корделия.