Леонид лицом не дрогнул.

– Прямо-таки приходи? Повестку шлите. И не мне, а в Центральный Комитет, прямо в Орграспредотдел. Там все и разъяснится. Какой дурак сам на Лубянку пойдет?

– Ты и пойдешь, – Блюмочка хмыкнул, скривил толстые губы. – И не просто, а по делу, бумагу занести или справку какую взять. Чтобы твои начальники в Орграспредотделе в сомнения не впали. Пропуск на тебя уже выписан, назовешься, документ покажешь, тебя и проведут.

Теперь все и вправду стало ясно. Потому и поджидал его Блюмкин, потому и авто выпросил. Значит, днем – встреча на Лубянке, вечером, если выпустят, на Тишинке… Не многовато ли будет?

– Помнишь, Лёня, наш разговор на киче? Говорил я тебе – будут перемены. Вот они и начались.

Товарищ Москвин пожал плечами. Плохой из Блюмочки пророк. Все ждали смерти Предсовнаркома, о близкой схватке Скорпионов-наследников думали. Иначе вышло. Вождь-то живехонек!

– Не надейся, – понял его Блюмкин. – Дело уже не в Вожде. Жив он или мертв, здоров или болен – какая теперь разница? Пока он в Горках лежал, власть уже поделили и даже успели передел начать. Задвигались колесики, а за ними и жернова. Так что, Лёнька, осторожным будь, чтобы меж этих жерновов не оказаться. Итак, завтра в полдень заходи прямо в главный подъезд, где пропуска проверяют. И будет тебе, Лёнечка, счастье, это я тебе без всякой цыганки скажу. А то, что к стеночке прислонят – меня ли, тебя, – беда невелика. За один наш день я целую жизнь, скучную да серую, не променяю. Не нам, Лёнька, портфели таскать и начальственные кресла просиживать. Ты в Столице тосковать будешь, а я поеду туда, где, глядишь, судьба целого мира решится. Завидуй!..

Подошел совсем близко, лапищей за плечи приобнял:

– Ну, пьем посошок!

Остаток разлил, передал кружку.

– Мазал тов[6], Леонид! Удачи – и тебе, и мне!.. «Кто забот не знает, счастлив будет вечно, кто же выпивает, проживет беспечно!»

Весело спел, ногой здоровой по булыжнику притопнув, пустую бутыль в ночное небо бросил, поймал, губы улыбкой растянул чуть ли не до ушей. Только о глазах позабыл.

Недобро глядел на друга Лёньку агент Не-Мертвый.

* * *

Комната товарищу Москвину досталась на втором этаже с окнами во двор. Лучше не придумаешь: в мае сирень цветет, летом в густых тополиных кронах птицы голосят-стараются. И тихо. Будто не в Столице живешь, а в городишке уездном. Леонид по примеру начальства быстро освоился курить на широком подоконнике, дабы комнату не слишком задымлять. Одно удовольствие! Хочешь на сирень смотри, хочешь – на зеленые кроны, а надоест – гляди прямо в небесный зенит. Днем синевой любуйся, ночью звезды считай.

Сейчас за окном была горячая душная тьма. Леонид достал пачку «Марса», покрутил в руках, положил на подоконник. Вспомнилось, как они в Техгруппе спорили по поводу названия. И в самом деле, отчего «Марс»? Добро бы еще древний бог войны с мечом и шлемом по самые ушли, так нет же, другое на рисунке. Слева черно, вроде как безвоздушный эфир, справа же – Красная планета. Или курильщиков астрономии учить вздумали?

Кто-то из самых молодых предположил, что началась пропаганда будущих эфирных полетов. Вон, под самой Столицей село тоже Марс назвали, непроста это. Сегодня папиросы «Марс», завтра – «Советский Марс».

Посмеялись, конечно. Какой там Марс! Тут бы энергию электрическую в губернию провести. В этом Марсе, поди, до сих пор лучины в ходу. И товарищ Москвин посмеялся, шутку оценив. Действительно, до эфирных ли полетов сейчас?

* * *

Подробную справку о Тускуле Леониду довелось прочитать месяц назад, в середине июля. Случилось это неожиданно. Все утро он работал с настырными товарищами из военного наркомата. Освободившись лишь к полудню, завернул в комнату Техгруппы, чтобы выпить чаю и бежать по делам дальше. Но планы пришлось изменить – на столе ждала телефонограмма из Научно-технического отдела, в которой ему предписывалось «по прочтении сего» немедленно направиться на второй этаж желтого Сенатского корпуса в «секретную» комнату.

Товарищ Москвин ничуть не удивился и даже обрадовался редкой возможности отложить дела в сторону. Обождете, товарищи военные, все равно ваш «сонный газ» эксперты забраковали. В самой же «секретке» бывать приходилось неоднократно. Именовалась она «комнатой», но таковых там имелось целых три. В первой стояли два стола для посетителей, во второй размещались суровые хмурые сотрудники, весьма походившие на бывалых тюремных надзирателей, о третьей же комнате, дальней, спрашивать вообще не полагалось. Товарищ Москвин был несколько раз приглашаем за один из столов, дабы ознакомиться с очередной бюрократической тайной. Пока что все они не произвели на руководителя Техгруппы особого впечатления. Даже подборка документов по технологиям ТС показалась бывшему старшему оперуполномоченному не слишком удачно составленной «липой». Такое и в его прежнем ведомстве делали: все непонятные случаи сваливали в одну кучу, приписывая «неизвестной резидентуре неуточненной державы». А бумаги по Объекту № 1, спрятанному в горах Тибета, сразу же напомнили о Блюмочке и его дальних поездках. Болтливый Яшка поминал как-то этот «Объект», (он же монастырь Шекар-Гопм), весьма им восхищаясь.

Тоже мне, тайны!

На этот раз все было иначе. Секретчик-надзиратель, поглядев с плохо скрытой неприязнью, долго возился с бумагами, заставил подписать целых три бланка «о неразглашении» и отвел в третью, заветную комнату. Тогда-то и увидел Леонид аккуратно написанное чернилами слово «Тускула». Обычная папка желтого картона, черные тесемки-завязки, несколько затертых строчек поверх названия…

«…Одна из планет называется Тускула, и как раз туда вы сможете попасть довольно скоро. Кстати, представлюсь. Моя партийная кличка – Агасфер, но сейчас меня чаще называют Ивáновым. Ударение на втором слоге, по-офицерски». Черная Тень, нашедшая его в расстрельном подвале, не солгала.

«Я не шпион и не марсианин, работаю в Совете народных комиссаров…» Обещанное исполнялось. На саму Тускулу, маленькую планету, очень похожую на Землю, пока не направили, но документы – вот они! И это не бульварный роман, не бред нанюхавшегося кокаина поэта.

Бумаги Леонид читал долго, стараясь побольше запомнить наизусть. А потом папкой занялся. Картон самый обыкновенный, а вот затертые строчки – уже интересно. Бывший старший уполномоченный включил стоящую на столе лампу, поднес папку поближе, повертел.

Строчек было три. Первая – число, вроде как седьмой месяц 1920-го. Ниже – два коротких понятных слова: «В архив» и подпись – несколько букв. Их затерли очень старательно, но Леониду показалось, что он все-таки угадал. «Иванов». Само собой, с ударением на втором слоге.

Все сходилось. «Одна из планет называется Тускула…». Тускула! Марс, говорите? Эфирные полеты? А «Пространственный Луч», чтобы на миллионы верст, слабо?

Щелкнула зажигалка. Леонид жадно вдохнул острый колючий дым, поглядел вниз, в черный, наполненный ночью двор. Прав Яшка, во всем прав! Не для чекиста Пантёлкина, не для налетчика Фартового кабинетная жизнь. Желтые папки, желтый портфель, чай с мятой и сахаром вприкуску, партсобрания, перекуры с обязательным обменом сплетнями… Две недели, много – три, и стреляться можно. Только не знает Блюмочка, что все это – дым, обманка, театральная бутафория вроде липового паспорта или накладных усов. «Есть иные миры и другие времена», – обещал ему большой любитель темноты товарищ Агасфер, он же Иванов, с ударение на втором слоге, по-офицерски. Не обманул – есть! Ему показали пока только краешек, что-то дальше будет? Пусть Яшка ездит по Персиям да Тибетам, пусть тайны древние ищет. Ищи, ищи, Блюмочка, вдруг и тебе повезет!