***

Сейчас, имея уже двадцать девять лет отроду, новый барон Хоггер, Генри Хоггер, сидел в родовом замке и размышлял о превратностях судьбы, глядя на весело потрескивающий в камине огонь.

Родные земли встретили его почти полным запустением. После пожаров никто и не подумал восстанавливать деревни – народ действительно разбежался. Как заявил какой-то смазливый хлыщ, который представился барону новым кастеляном замка:

-- Ваша милость, никто же не знал, что вы приедете! Баронесса в Вольнорк уехала ещё в том месяце. А сестрёнка ваша здесь, с няньками в замке, ни в чём отказа не знает. Да вы не волнуйтесь, господин барон, я сегодня же пошлю гонца с известием к мачехе вашей.

Замок также неприятно поразил барона – везде чувствовалось изрядное запустенье. Пропали даже гобелены, украшавшие стены трапезной. Прислуги практически не было, и клочья паутины весели во всех коридорах и комнатах.

Подвалы замка пугали своей пустотой, при тётушке Джен такого не было никогда. Генри прекрасно помнил и огромные провесные окорока на крючьях под низким потолком для спасения от мышей, и большие кадки с соленьями, и корзины с укутанными в солому фруктами. Сейчас в погребе гуляло эхо, и было совершенно непонятно, как баронесса собиралась здесь зимовать.

Известие о смерти прошлой зимой тётушки Джен расстроило барона больше, чем ранее известие о смерти отца и брата. Тётушка Джен всегда любила его и баловала. И сейчас, глядя на остывшую кухонную плиту, грязь на кухне и ворчливую пожилую селянку, занимающую место поварихи, от которой пахло потом и пригорелой кашей, барон ощущал печаль: «Невозможно вернуть прошлое».

Замок был разорён целиком и полностью. Кладовая с тканями, которую услужливо открыл ему кастелян, Эдвард Гринч, была практически пуста. В отцовской спальне, где планировал теперь жить Генри, даже дубовые панели были сняты со стен. Погреб пуст. Конюшни пусты.

Единственное место в замке, которое не просто сохранилось в целостности, а было изрядно улучшено, находилось в комнатах баронессы. Присвистнув от удивления, Генри осмотрел новую изящную мебель с золочёным рисунком, дорогущий ковер на полу и вазы тонкого фарфора, тяжелые серебряные подсвечники, украшавшие каминную полку, и благородные бархатные шторы, падающие богатыми складками.

Робко возражающий кастелян сдался под гневным окриком Генри и открыл гардеробную, где хранились туалеты баронессы – под собственные покои дамочка прихватила ещё и пару соседних комнат.

« Однако моя мачеха, похоже, жила совсем недурственно всё это время . Странно только, что у её дочери в спальне всё устроено гораздо проще. Да и сама малышка как будто запугана»

Из слуг в замке -- только этот самый кастелян; крестьянка-повариха, которая не могла сварить, не спалив, даже обычную овсянку; хмурая нянька маленькой леди Миранды и её же пожилая горничная; старик-привратник, который колол дрова и впустил нового хозяина через небольшую калитку в воротах, и две смазливых горничных, которые делали всю остальную работу.

Точнее, должны были делать. Стирать, убирать и вот это вот всё, а не строить глазки солдатам, которых он привел с собой. Не осталось никого из старой охраны.

Солдат нужно было кормить, перестирать им одежду, обустроить им быт. Замок нужно приводить в порядок, необходимы продуктовые запасы на зиму. Барон слабо представлял, за что хвататься, и послал в город за старым кастеляном Эдуардом Кроудом.

Внешний вид старика Кроуда поразил его не меньше, чем запустение в собственных землях. Кастелян сильно сдал: из крепкого пожилого мужчины превратился в обрюзглого, задыхающегося старика. Впрочем, ум его был светел:

-- Жениться вам надо, господин барон. Ежели молодая толковой хозяйкой окажется, будет вам надежное подспорье. Хлыща этого гнать требуется, -- старик попыхтел и нехотя добавил:

-- Известно, людские языки без костей… А только в Эдвенче разное поговаривают про этого кастеляна и баронессу… Тьфу, – раздражённо сплюнул он, – срамота сплошная!

-- Жениться надо, Кроуд, я не спорю. Но в такой дом молодую жену вести – позору не оберешься. Да из хорошего хозяйства не отдадут невесту в эту разруху. Денег я на службе скопил, но не столько, чтобы одним махом всё решить.

Старик снова попыхтел, отхлебнул из кубка остывшего уже вина и ответил:

-- Тогда у вас выход один. Поезжайте в Вольнорк, на рынок должников.

-- Это ещё зачем? – удивился Генри.

Старик хмыкнул и ответил:

-- А вы думаете умелую кухарку так уж легко подобрать? А ежели тётка толковая попадется, она вам большую часть хозяйства в замке и наладит. И прислугу, и солдат ваших кормить нужно, да и сами вы чай не святым духом питаетесь. А она и разберется, какие запасы делать, да что когда подавать, да что закупить, а что и продать. Отсюда и остальное всё начнет потихоньку налаживаться.

Старый кастелян поднялся и кряхтя отправился к дверям, но в проёме замер, как будто вспомнил, что что-то упустил.

-- Только вы, господин барон, помните, что на рынке не только должников продают, но и с каперских судов пленных. Война-то кончилась давненько, а на море как были стычки без конца, так и есть. Дак которые не должники -- они всего на три года продаются. Это должники: пока не отработают всю сумму, так и будут батрачить. А которые с судов – те другая стать. Прощевайте, господин барон.

Дверь захлопнулась за кастеляном, и Генри на мгновенье ощутил некоторую беспомощность – никто и никогда не рассказывал ему, как ведется хозяйство, что делать с крестьянами, как собирать налог и как привести замок в порядок. Да еще на его шею свалится эта, так называемая мачеха.

Вряд ли отец, учитывая, каким скопидомом он был, допустил такое разорение земель и замка. Если выделить этой дамочке достойную вдовью долю – возможно, ему не хватит денег на восстановление хозяйства. Генри скрипнул зубами -- придется терпеть эту мотовку в замке до тех пор, пока он не сможет выставить её за ворота, соблюдая все правила.

Глава 6

Проснулась я оттого, что мужской голос почти над ухом громко произнес:

-- Пожалуйте к капитану, мадам.

Я сообразила не открывать глаза и дождалась момента, когда, прошуршав платьем, женщина вышла из комнаты, а в дверях щелкнул замок, закрываемый на ключ. Только после этого я тихонько позвала:

-- Барб…

-- Иду-иду!

Служанка выглянула из-за ширмы и, вытирая руки висящем на плече полотенцем,