Но в аду-то Сатана

Твердо знает имена.

Ты хитришь напрасно, плут:

Сэмюэл тебя зовут.

Отец Юэна, унаследовав банк, разбогател еще больше. Эдвин, дядя Юэна, пошел по политической части и стал государственным секретарем по делам Индии. Семейной резиденцией был дворец из красного кирпича в самом сердце Кенсингтона — по адресу Кенсингтон-Корт, 28. Стены холла там были обиты старинной кордовской цветной кожей, в «маленькой столовой» стоял стол на двадцать четыре персоны, а если гостей было больше, к их услугам была гостиная в стиле Людовика XVI с обитыми расшитым шелком стульями, с лепниной в стиле ар-деко и с «роскошной люстрой» невероятной величины. Семья Монтегю принимала гостей ежевечерне и не скупилась на угощение: «У нас бывали государственные деятели (британские и иностранные), дипломаты, генералы, адмиралы и т. д.». Функции хозяев на этих приемах исполняли Отец (массивного телосложения, бородатый и суровый), Мать (миниатюрная, артистичная и неутомимая) и Бабушка, вдовствующая леди Суэйдлинг, которая, по словам Юэна, выглядела как «чрезвычайно оживленная статуэтка из дрезденского фарфора и, подобно большинству женщин ее круга, ни разу в жизни и палец о палец не ударила».

Юэн и его братья выросли в окружении слуг и дорогих вещей, но, отражая беспокойный дух времени, с детства разительно отличались друг от друга. Старший брат Стюарт был настолько высокомерен и обделен воображением, как только может быть английский наследник аристократического имени; с другой стороны, Айвор, младший брат Юэна, отверг фамильное богатство и стал убежденным коммунистом, пионером британского настольного тенниса, коллекционером редких пород мышей и радикальным кинопродюсером.

В доме имелся гидравлический лифт, которым дети семейства Монтегю никогда не пользовались: «Это был лифт для слуг, чтобы невидимо перемещать подносы, или корзины с грязным бельем, или самих себя мимо господских территорий, когда неуместное присутствие челяди могло нарушить установленный порядок». Слуг было как минимум двадцать (хотя никому не приходило в голову их считать), в том числе дворецкий, два лакея, кухарка, судомойки, две горничные, секретарь, кучер-кокни, конюх и два шофера. «В моей чрезвычайно богатой семье прислуги было очень много, и это придавало жизни совершенно особый характер», — писал Юэн.

Юэн окончил Вестминстерскую школу, где должен был носить цилиндр и фрак, где его учили превосходно, а били лишь изредка. Прежде чем поступить в кембриджский Тринити-колледж, он год провел в Гарварде, где изучал английскую литературную композицию, но главным образом наслаждался «эпохой джаза» с размахом, которому позавидовал бы Великий Гэтсби, и жил, по его собственным словам, «американской светской жизнью такого сорта, какую показывают в кино». Этот опыт на всю жизнь сделал Монтегю американофилом: «Я испытывал огромную благодарность американцам за всю их доброту ко мне и чувствовал, что должен попытаться отплатить им за нее хоть в малой мере». Война предоставила ему такую возможность.

В Кембридже у Юэна имелись личный слуга и двухместная спортивная машина «ланча» 1910 года, которую он окрестил Стивом. Он по-дилетантски занимался политикой на лейбористском фланге, но сильно отставал в левизне от брата Айвора, который поступил в Кембридж годом позже, уже проделав к тому моменту немалый путь к состоянию убежденного марксиста. Несмотря на разницу характеров и политических взглядов, Юэн и Айвор оставались близкими друзьями. «Забавно было видеть этот „разброс“ между нами, троими братьями», — замечает Юэн. Стюарт «уже смотрел на жизнь взглядом банкира», в то время как Юэн и Айвор не имели намерений делать карьеру на традиционном семейном поприще. «Мы были с ним гораздо более близки, чем кто-либо из нас со Стюартом, потому что у нас было куда больше общих интересов».

«У нас только и было дел, что развлекаться, — вспоминает Юэн. — Ну, и работать время от времени». Они, однако, нашли время для того, чтобы «изобрести» настольный теннис. Айвор очень хорошо играл в пинг-понг. У этой игры тогда не было четких правил, и Айвор стал основателем Английской ассоциации пинг-понга. Жак, производитель спортивных товаров, узнал о возникновении клуба и сердито указал на то, что его фирма обладает копирайтом на название пинг-понг. Юэн пишет: «Я посоветовал Айвору придумать для игры другое название; мы перебрасывались названиями, как мячиком, пока один из нас не додумался до „настольного тенниса“». В 1926 году Айвор основал Международную федерацию настольного тенниса, и, став ее первым президентом, он занимал этот пост сорок один год.

Другим кембриджским начинанием братьев Монтегю стала Лига любителей сыра. Айвор и Юэн, будучи страстными ценителями сыра, создали обеденный клуб, занимавшийся импортом и дегустацией самых экзотических сортов сыра со всего света: сыра из верблюжьего молока, ближневосточного козьего сыра, сыра из молока длиннорогих афганских овец. «Нашей амбициозной мечтой был сыр из китового молока», — пишет Юэн, и с этой целью он списался с китобойной компанией, предлагая ей «взять молоко у убитой самки кита, превратить в сыр и прислать нам».

Извлекая максимум из своей привилегированной жизни в Кембридже, Монтегю вместе с тем уже наращивал интеллектуальные мышцы, которые затем сослужили ему хорошую службу сначала на юридическом поприще, а затем и на разведывательной работе, — прежде всего способность «интенсивно изучать что-либо в течение короткого времени и при этом не спать или почти не спать». Он был, кроме того, весьма крепок физически. Однажды, когда он охотился верхом с собаками, его нога выскользнула из стремени, и, когда лошадь сделала движение в сторону, стремя резко бросило вверх, и ему сильно рассекло подбородок и выбило пять зубов. Другой охотник подобрал один из зубов Юэна. «Я положил его в карман и поскакал дальше», — вспоминает Юэн. Инцидент наградил его очаровательной кривой улыбкой, которую он пускал в ход редко, но метко, и полезным уступом, на который он мог вешать курительную трубку.

Еще учась в университете, Юэн обручился с Айрис Соломон. Это был во многих отношениях чрезвычайно удачный союз. Дочь портретиста Соломона Дж. Соломона, Айрис была жизнерадостна, умна и происходила из англо-еврейской семьи, подобной семье Юэна. Они поженились в 1923 году. Вскоре у них родился сын, а затем и дочь.

20-е и 30-е годы — промежуток между двумя опустошительными войнами — молодой юрист и его жена прожили в полном довольстве. У них не было недостатка в светском общении с самыми влиятельными людьми страны; на уик-энды они уезжали в Таунхилл — в поместье семьи Монтегю близ Саутгемптона, где за великолепным садом, разбитым знаменитым ландшафтным архитектором Гертрудой Джекилл, ухаживали двадцать пять садовников. Там супруги Монтегю стреляли фазанов, охотились, играли в настольный теннис. Летом они плавали по проливу Те-Солент на сорокапятифутовой яхте Юэна; зимой катались на лыжах в Швейцарии.

Но больше всего Юэн (как и его будущий начальник адмирал Годфри) любил ловить рыбу. В Таунхилле к его услугам были река и пруды с лососем. Много позже о нем отзывались как об «одном из лучших ловцов рыбы на мушку во всем королевстве»; он скромно это отрицал, утверждая, что был «в лучшем случае рыболовом средней руки, хоть и очень увлеченным». На речном берегу, в зале суда и, в скором времени, на войне для Монтегю не было высшего наслаждения, чем «радость подсечки и удовольствие от ведения рыбы».