Выглянул в окно. На улице начали сгущаться сумерки. Город погружался во мрак. В домах загорелись огоньки, сейчас люди, возвратившись с работы, сидели на кухне, ужинали, разговаривали, смотрели телевизор, а он находился в ужасной палате, был совершенно один, брошен и всеми забыт. Снова посмотрел на свое тело. О том, что оно еще было живо, говорили мониторы на приборах, где синусоиды отсчитывали каждый вздох, каждый удар бьющегося сердца. Прикоснулся к своей груди. Ничего не почувствовал, сердца не было. Сердце было только у ничтожества, которое разлеглось на кровати и изволило не шевелиться.

– Эй! – воскликнул он, но в ответ тишина. – Эй! Вставай! Ну, давай же! Пошевели пальцем, открой глаза! – уже кричал он на всю палату, на всю больницу, но тот его не слышал. Подошел ближе, захотел прикоснуться, рука провалилась сквозь простыню. Он не мог ничего сделать, подвинуть, переставить, изменить! Он не имел доступа к миру, который представал перед ним в призрачном очертании. – Бесполезно, – понял это и начал мучительно соображать:

– Кома? Что это? Почему он выпал из своего тела и теперь находится здесь? Почему не может в него вернуться? Наверное, нужно быть рядом. А если этот захочет очнуться, если он будет готов прийти в себя. То есть, я в него. Чушь какая-то! Вот что означает – “прийти в себя”, сколько раз он произносил эти слова, и никогда не понимал их смысл. Но не в этом сейчас дело. Захочет вернуться, а меня нет. Значит, мы должны быть рядом. Только вместе мы сможем сделать это, но стоит отойти… А если… И тут дикая мысль пришла в голову: – Отойти, а в этот момент в палате окажется кто-то другой, такой же, как я! И этот кто-то захочет занять мое место?! Сидеть. Ждать. Никуда не отходить. Другого выхода нет…

Спасть не хотелось, есть не хотелось, ничего не хотелось. К тому же, для него все это теперь было невозможно, и он с ненавистью посмотрел на свое тело, понимая, как без него беспомощен. Чувствовал себя заложником этого бездыханного существа. Если задуматься, и в той жизни они вдвоем выполняли только его желания. Кормили кого? Его! Поили, вывозили на курорты, купали в морях, загорали, давали ему сигареты, наливали шампанское или водку. А я? Что для меня? Чушь какая-то. А женщины? Симпатичные девчонки! Это я тебя знакомил, а потом ты с ними спал! А я? Неужели от этих случайных встреч ничего не осталось у меня?

И подумал, что даже имена многих из них не помнил. Зато почему-то вспомнил выражение лица Оли. Он не ожидал такого. Всегда думал, что брак с ним для нее был по расчету. Красивая женщина рядом с сильным богатым мужчиной. Моложе его, она давала ему все, что он хотел. А чего он хотел? Он или Я? А что для меня? Нет, так можно сойти с ума! Для меня остается только одно – сойти с ума. И все? Пожалуй, пока этот изволит почивать и лечить свои кости, кстати, на деньги, которые я для него зарабатывал, нужно перестать думать. Разучиться это делать, а там будет видно. Но как это сделать? Даже водки и той не выпить – какой кошмар.

– О! Новенький! С прибытием! – вдруг услышал он жизнерадостный голос и обернулся. Перед ним стояла противная толстая тетка лет пятидесяти, с которой он столкнулся в коридоре. Он промолчал, ничего не ответив, подозрительно на нее уставившись, а та завистливо продолжала:

– Отдельная палата! Звоночек! У твоих родственничков есть деньги, позаботились.

– Это у меня есть деньги, – ответил он.

– Теперь уже у них, – и женщина ехидно засмеялась. Подошла к кровати и уставилась на тело.

– Ну-ну. Получил по полной! Тебя, милый, сбросили с крыши?

– Сбила машина, – буркнул он. А она не унималась. Уселась на кровати прямо на ноги тела и уставилась ему в лицо.

– Симпатичный, молоденький, вот угораздило! – вдруг схватила его за нос. Не схватила, но попыталась это сделать.

– Отойди! – заорал он.

– Чего? – удивилась женщина.

– Я сказал, уйди от него.

– Да я только посмотреть. Чего так волнуешься. Нельзя?

– Нет! – и он, схватив ее за руку, стащил с кровати.

– Ладно-ладно, что так завелся. Я же по-соседски, по-дружески, мы ведь с тобой теперь братья по несчастью. Трое нас таких на всю больничку.

– Все равно не подходи.

– Боишьси?

– Чего?

– Что залезу в него вместо тебя?

– Не твое дело!

Она хрипло засмеялась.

– Не бойсь. Все по первости этого боятся. Даже если захочу – не получится.

– Почему?

– Не знаю. Говорят, тот, кто дал нам эти тушки, набитые жиром и кишками, не позволит. Присматривает он за нами, вот так. Оно и понятно – порядок должен быть. Это там, – и она махнула в сторону окна, – угнал машину и езди в ней, стащил шубу – носи на здоровье, здесь не так. Здесь все не по понятиям – по правилам.

– Понятно, – пробормотал он.

– Тебя как зовут?

– Илья.

– Муромец, что ли?

– Вроде того.

– А меня Евдокия. Ну, давай, охраняй своего болезного, пошла я. Заскучаешь – заходи, я на этаже в холле у окошка. Не хоромы, но жить можно. Пошла. Эх, сигаретку бы…

Прошло еще два часа, за окном проезжали редкие машины, не слышны были шаги пешеходов, потухли в домах огни, город погрузился во мрак. Ночь. Это была его первая ночь в больнице, а сколько еще таких ночей впереди, он не знал. Помнил, как в одном фильме герой провалялся в коме несколько лет. Неужели такое возможно? Тут всего несколько часов казались медленной пыткой, а для кого-то годы. И представил, как какой-то человек, или не человек вовсе, лишь бледная его копия, сидела столько времени у изголовья кровати, где лежало тело. Вдруг услышал в коридоре чьи-то голоса, из стены выглянула голова Евдокии. Она ехидно улыбалась.

– Тут пришли. Говорят, к тебе!

Через мгновение в палате появилась Юна. Лицо ее горело алым румянцем, словно кровь била в ее жилах, хотя такое было невозможно, и была она очень взволнована.

– К тебе что ли, Муромец?

– Ко мне, – глухо ответил он.

– Ну, дает! – восхитилась Евдокия, – и когда успел? Ну, ты…

– Оставьте нас, пожалуйста, – тихо, но уверенно попросила Юна.

– Конечно! Воркуйте, голубки, – хрипло засмеялась тётка, и ее ехидная физиономия скрылась за стеной.

Они долго молчали. Юна с ужасом смотрела на человека, лежащего на кровати, переводила взгляд на него, и снова на тело. Илья молчал. Наконец она медленно заговорила:

– Это я виновата. Если бы я тебя к себе не пригласила, ничего бы не случилось.

Он промолчал, и снова долгая пауза повисла в палате.

– Пойдем, – нарушила тишину она.

– Снова пойдем?! Куда? – не выдержал он.

– Со мной, – настойчиво произнесла она.

– Иди ты к черту! – вдруг закричал он. – Ты сумасшедшая. Кто ты такая?