Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 3 4 5 6 7 8 9 10 11 ... 23
Перейти на страницу:

— Я не верю.

— Хорошо сказано. Жаль, что достаточно веры остальных. То, что люди называют ведьмой или колдуном, редко имеет какое-то отношение к колдовству. Это вопрос веры. И если они верят, что я колдун и должен быть сожжен, тогда меня представят колдуном и сожгут. Наши с тобой слова и дела не имеют большого значения. Это как история о бегущем в панике лисе. Когда его спросили, почему он бежит, он сказал, что слышал, будто мулов силой заставляют работать. Остальные звери рассмеялись, стали спрашивать лиса, разве он похож на мула. Нет, ответил лис, но если завистники назовут меня мулом и меня поймают, кто уличит их во лжи?

Затем мавр вернулся к работе. Брешь еще не была заделана, а в тот день к вечеру он должен был провести воду вниз. Правда, я думаю, не только работа побудила его отвернуться. Он не был так радужно настроен, как хотел меня убедить. Заложив камнем брешь, он вздохнул и сказал: «Эти acequia… Как ни трудись, они всегда где-нибудь да разваливаются».

Шип-шип. Когда мои родители заснули, я сунул за пазуху ломоть хлеба, большой кусок лярда,[17]связку перцев и тихонько выскользнул из дома. Признаю, в выборе провизии я не учел, что мавр мог сохранить прежние пищевые пристрастия, но вряд ли хоть какой-то аспект того внезапного побега был продуман. Как ни взгляни, мой план был неосуществим. Даже если бы мавр располагал необходимыми деньгами и каким-нибудь средством передвижения, вряд ли ему удалось бы сбежать, а без денег и хотя бы мула побег в Северную Африку был совершенно невозможен. И момент оказался неподходящим: чистые небеса, полная луна. Мы отбрасывали тени почти такие же резкие, как днем. Беглеца непременно обнаружили бы. Что касается желания бежать, здесь все зависело от мавра. Достаточно сказать, что его задержало особое представление о свободе, кое я не совсем понимал до недавних пор, до того момента, когда получил предупреждение о вашем предстоящем визите.

К тому отчаянному поступку меня подтолкнули не слова Инквизитора или Фактора, не спокойствие мавра, не все усиливающаяся враждебность жителей деревни, а быстрота, с которой от него отвернулись другие дети. Не я один был очарован мавром; большой толпой мы следовали за ним по горам, открыто не повинуясь нашим родителям, однако после появления Инквизитора мои сверстники забыли детские удовольствия ходьбы, разговоров, рассказов, шуток и ловли луны в ручье и вскоре выкрикивали оскорбления мавру, направлявшемуся по своим делам. А он вел себя так, будто ничего не изменилось, но я понимал, что если его бросили бывшие спутники, то изменилось все.

Конечно же в душе мавр не был так невозмутим, как хотел казаться. Когда я прокрался в его крохотную хижину, где едва хватало место для лежанки и очага, и легко тронул его за плечо, он вскочил, едва подавив испуганный вскрик. Затем в прямоугольнике лунного света, проникавшего сквозь низкий дверной проем, он узнал незваного гостя и притворился спокойным, думаю, ради меня, поскольку его дыхание оставалось частым и прерывистым от столь внезапного пробуждения. Когда я выложил ему свой план, его дыхание стало более ровным, вероятно, из-за мелькнувшей безумной надежды, но затем он улыбнулся и сказал:

— Значит, мы отправляемся на последнюю прогулку?

Я употребил слово «но», поскольку задним умом понимаю, что все его надежды угасли так же быстро, как появились, и он просто потакал мне.

В прогулке при луне есть особенное удовольствие, и я думаю, что, когда мы украдкой, шип-шип, покидали деревню, не было человека счастливее меня. Я спасал своего друга, и мы были одни на горе, окутанные магией пронизанной светом ночи. Каждый шаг в лунном свете сам по себе кажется путешествием, а посеребренный пейзаж превращает любой маленький выступ, любое дерево в отдельное событие. Лишенный резких углов и мельчайших деталей, очерченных дневным светом, ночной пейзаж дышит в ритме вашей ходьбы, как будто договорился с ней о создании личной совершенной гармонии, где нет барьеров между вами и миром, лишь тайный сговор красоты и согласия. Именно ночная ходьба более всего примиряет меня с самим собой, моим миром и заключенными между ними соглашениями.

Я удивился тому, что мавр направился в горы, ибо намеревался спуститься с ним в долину и попытать счастья в мире, совершенно не похожем на наш. Я никогда прежде не бывал на равнине, не понимал ее и даже не подозревал, что в будущем сочту ее столь враждебной по сравнению с горами. Нынче я отношусь к равнинам как к подходящему месту жительства для людей, жаждущих подчинения, — плоскому дому для плоских душ, где различия сглажены конгрегацией[18]и любого, кто осмеливается думать самостоятельно, заставляют подчиниться силой. Однако в ту ночь, намереваясь спасти мавра, я представлял равнину чем-то вроде моря, по которому мы сможем уплыть от опасности. Только мавр настоял, чтобы мы карабкались к горным вершинам.

Пока мы шли между оградами huertas, небольших земельных участков и террас, мавр указывал на красные кресты, намалеванные на отдельных камнях во славу победы христианства и для защиты от преступлений, в коих он обвинялся. И каждый раз, указывая на крест, мавр тихонько хихикал. Его смех не был издевательским, скорее похожим на витиеватые буквы манускрипта, выделяющие текст и усиливающие его воздействие. Гора и все, что ей принадлежало, были его текстом, свитком, который он читал и по которому учился. А та прогулка в лунном свете была задумана, как некая экзегеза[19]исключительно для меня.

Мы шли почти тем же путем, что и я, когда искал его несколькими днями ранее. Мы миновали Обрыв Пастуха, страшное место, которое могло бы вдохновить на историю и рассказчиков далеко не таких одаренных, как мавр. Склон, не очень крутой и легкодоступный, здесь становится отвесным, а тропа вьется под нависшими скалами вдоль самого края пропасти. Мы привыкли бродить там. Ширины тропы хватало, чтобы разминулись два навьюченных мула, но тем не менее в этом месте было некое зловещее очарование, и мы, дети, иногда сбрасывали с обрыва камни и прислушивались, когда они достигнут дна пропасти. Попадались места, где, бросив камень, вы могли вообще ничего не услышать — и не потому, что долина находилась так далеко внизу, а потому, что на дне было множество глубоких ям, подобно тем, какими пользуются собиратели льда на umbria. Если правильно рассчитать, камень падал все глубже и глубже, к самому сердцу земли. Именно мысль об этом, как казалось, бесконечном падении привлекала и устрашала меня одновременно. Мне хотелось бы думать, что моя зачарованность коренилась в некоем интуитивном сравнении падения камня и нашего собственного падения, стремительного падения с высот благодати в земной мир; как будто чем глубже падение, тем человечнее наша натура. Однако вряд ли в детстве я знал историю Адама и Евы, не говоря уж о том, чтобы применить ее к своим обстоятельствам.

1 ... 3 4 5 6 7 8 9 10 11 ... 23
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?