— Вы видели, — мягко произнес старик. — Надеюсь, вы теперь все поняли…

— Кажется, да… — кивнул Арцеулов. Степа по-прежнему молчал. Он-то как раз ничего почти и не понял. Ясно одно — впереди что-то страшное. И не только для него и его близких. Что-то страшное случится с тысячами, может, с миллионами, что-то произойдет с тем делом, за которое они все воевали. Но что?

Косухин одернул себя. Почему, собственно, случится? Страшное уже началось, уже происходит. Венцлав, серые оборотни, 305-й Бессмертный, генерал Ирман, профессор Семирадский. Мало? Но ведь это видел он один, а таких, как он — тысячи и тысячи. И если сложить…

Да, уйти за эту дверь просто. Расхлебывать будут другие. Других будут забивать прикладами, бросать в огромные черные машины с зашторенными окнами…

И тут Степа вспомнил о Наташе. Конечно, он тут рассуждает, а девушку куда-то увезли, и помочь ей некому! Этот беляк, небось, уже крылышки примеряет…

— Ладно, батя, — решительно заявил он, вставая и отряхивая шинель. — За Ростислава говорить не буду, он, чай, не маленький. Только вот чего: говоришь, у нас какие-то заслуги имеются?

Старик кивнул.

— Ну тогда вот что… — Степа помолчал, собираясь с мыслями. — У меня еще тут дела имеются. Вы бы, эта, вывели меня отсюда, раз уж всяким фокусам обучены. Ну, а там уж как выйдет…

— Неужели у вас такие важные дела, Степан? Если вы сейчас уйдете, дверь может никогда не открыться.

— А чего я там не видел! — осмелел Косухин. — Райские яблочки, чердынь-калуга?

Старик покачал головой. Степа, почуяв слабину, стал жать дальше:

— И заодно, батя, раз уж ваша контора все знает, подскажи, где Наталья Берг. Она…

— Знаю, — кивнул старик. — Та, о которой ты беспокоишься, скоро попадет в монастырь Шекар-Гомп. Это далеко. Ты не дойдешь один, даже если я помогу.

— Почему один? — Арцеулов тоже встал. — Я с ним…

— Вам незачем идти, Ростислав! — удивился старик. — Вы уже сделали все, что могли…

— Пойду, — мотнул головой Арцеулов. — Помогите, если можете…

Наступило молчание. Внизу вновь треснул выстрел, раздался крик, а затем застучали копыта. Старик сидел неподвижно, беззвучно шевеля бледными губами. Наконец, он поднял глаза.

— Вы просите слишком о многом. Тот, кто послал меня встретить вас, строг. Все имеет свою цену…

— Что мы должны сделать? — подхватил капитан.

— Это вы поймете сами. Но это будет трудно. Куда труднее, чем запускать в небо творенья суетного ума. Ни я, ни тот, кто послал послал меня, не смогут помочь…

— Ладно! — перебил Косухин. — Это уж как выйдет. Так чего надо?

— Поймете сами, — повторил старик. — В этом и будет ваша задача — понять, а потом сделать…

— Непонятно что-то, — почесал затылок Степа. — Вы бы яснее…

— Я сказал то, что мне было велено…

— А, так вы, батя, подневольный? Тогда может, нам с вашим старшим поговорить?

— С кем? — старик посмотрел на Степу с удивлением, даже с испугом. — Кого вы имеете в виду, Степан?

— Старшего или главного — кто там у вас? — упрямо повторил Косухин. — Пусть он и объяснит. А то тянете, тянете…

— Вы понимаете, о чем просите?

— А то! Чего тут не понимать?

— Хорошо, — кивнул старик. — Я передам ваши слова. Вы странные люди — отказались от того, чего другие не могут добиться ни за золото, ни за кровь. Может, люди становятся другими? Идите, не бойтесь. Вас встретят и проводят…

Ростислав и Степа переглянулись, все еще не веря.

— Идите, — повторил старик. — Но не забывайте — вы в долгу. Прощайте…

…У самого порога Ростислав оглянулся — старик сидел неподвижно, глаза его были закрыты, и капитану внезапно показалось, что перед ним не человек, а каменная скульптура, покрытая пылью и мелкой каменной крошкой, веками падавшей со стен…

На площадку выбрались как можно осторожнее. Степа, пригнувшись, заглянул в ущелье.

— Стоят, гады! Трое. Карабины наготове, чердынь-калуга!

— Подождем, — отозвался капитан. — Вдруг старик правду сказал…

Шли минуты, но в ущелье все оставалось по-прежнему. Китайцы явно скучали, но уходить не собирались.

— Вот язва, — вздохнул Косухин. — Слушай, Ростислав, раз ты образованный, то давай, пока время есть, объясняй. Только без этого…

— Без мистики? — улыбнулся Арцеулов. — Попробую, если смогу. Тут, на Востоке, есть всякие секты. Говорят, они могут еще и не такое. Глаза отвести — это и всякий гипнотизер сумеет…

— А дверь? — нетерпеливо перебил Степа.

Ростислав пожал плечами. Косухин посмотрел на него недоверчиво, а затем уверенно заявил:

— Темнил он, в от что! Видал, как заерзал, когда я про главного сказал? Эх, дурят нас…

Ростислав хотел возразить, но тут вдали ударил выстрел, затем еще один. Послышались крики. Не сговариваясь, Степа и Арцеулов взглянули вниз. Китайцы уже не стояли — они мчались что есть духу, подстегивая лошадей к выходу из ущелья. А следом за ними, подымая тонкую белесую пыль, несся небольшой конный отряд — человек пятнадцать, впереди которых скакал на огромном белом коне всадник в красном халате. Поравнявшись с храмом, всадник на мгновенье задержался, привстал на стременах, и что-то крикнул, глядя наверх.

— Кажется, за нами, — заметил Арцеулов. — Ну чего, рискнем?

— По радио он их вызвал, что ли? — неодобрительно заметил Степа. — Придется рискнуть. Сектанты, говоришь…

Он вздохнул и первым начал спускаться вниз, в ущелье…

Внизу их ждал весь отряд. Всадников было даже больше, чем казалось вначале — не менее двух десятков. Привычный глаз Арцеулова тут же отметил, что кони у отряда превосходные, ухоженные и сытые, а отлично подогнанная сбруя блестит начищенным серебром. А вот одежда явно подкачала — всадники были одеты по большей части в настоящую рвань — старые, потерявшие всякий вид шинели без погон, порванные во многих местах ватные халаты, или столь же ветхие полушубки. Под огромными лохматыми шапками весело скалились косоглазые физиономии, лица были небриты, некоторые, постарше, щеголяли большими черными бородами.

«Разбойники», — констатировал Степа, естественно не вслух. Оружие, которым были увешаны пришельцы, не располагало к подобной откровенности.

Человек в красном халате — единственный, одетый не просто аккуратно, но даже богато, — тронул пятками бока своего белого жеребца и подъехал ближе. На сверкающем золотом поясе висела такая же, блестевшая золотом сабля, на голове чуть косо сидела соболья шапка, загорелую руку украшали перстни. Молодое лицо командира было спокойно, узкие глаза смотрели без удивления, словно всадник давно уже ждал этой встречи.