кровать с балдахином, у стены размещался резной шкаф, около кровати, на тумбе стояли серебряный кувшин и такой же тазик для умывания, лежал кусок настоящего мыла и белоснежное полотенце, в углу — стол с письменными принадлежностями, несколько полок с книгами, из роскоши— зеркало, да, настоящее венецианское.

На мягкой перине, застеленной белоснежной простыней, лежали такие же мягкие и белоснежные одеяло с подушками и, удивительно, ночная сорочка, бархатный халат и ночной колпак, у Марты вместо колпака— кружевной чепец, и все это абсолютно соответствовало размерам каждого из друзей. «Когда успели подготовиться?»— недоумевали те.

У кровати — канделябры. Топилась печь и тепло располагало к отдыху. Не стоит говорить, что их вещи, включая мешок с реквизитом, были здесь же. Но… не успели друзья как следует рассмотреть все, как в их комнаты постучались слуги и сообщили им:

«Его Светлость Франси́ско Гóмес де Сандовáль — и–Рóхас, герцог Лерма ждёт их в кабинете, продолжительность аудиенции 10–15 минут, на усмотрение Его Светлости».

Часть 17

— Его Светлость герцог Лерма чрезвычайно придирчив, когда дело касается этикета. Вам, господа комедианты, следует склониться при появлении и уходе Его Светлости, а вам, сеньора, надлежит присесть в глубоком реверансе. Вы умеете красиво делать реверанс? — Марта не знала, что ответить, конечно, реверанс она делать умела, но выглядело ли это красиво со стороны? — Присядьте — ка, — Марта сделала глубокий реверанс, — Хорошо, — одобрил дворецкий — немолодой человек без малейшего проявления каких — либо эмоций.

— Господа, — продолжал он, — слушать герцога надлежит стоя, молча и внимательно, вопросов не задавать на его вопросы отвечать сдержанно, без лишних слов и эмоций, в глаза не смотреть, стоять склонив голову.

— Прошу вас, — дворецкий пропустил друзей в дверь комнаты, потом вышел сам, — следуйте по коридору.

Их привели в большую комнату, видимо кабинет.

Дворецкий поклонился одним наклоном головы и покинул друзей,

а через мгновенье объявил: «Его Сиятельство Родриго Кальдерон, Конде, маркиз де Сиете Иглесиас»

В комнату быстрой и уверенной походкой вошёл дон Кальдерон, друзья поклонились, Марта присела в реверансе, поздоровавшись, он осведомился, хорошо ли их устроили, не дожидаясь ответа, продолжил, — сейчас сюда войдёт Его Светлость герцог Лерма, прошу вас не отступать от полученных инструкций.

«Его Светлость Франсиско Гомес де Сандоваль — и–Рохас — пятый маркиз Денья, герцог Лерма и гранд 1–го класса»,

— прозвучал торжественный голос дворецкого и в комнату вошёл человек средних лет пышно и дорого одетый, прихрамывающий на одну ногу с тростью в руке.

Друзья склонились в почтительном поклоне, Марта присела в реверансе, дон Кальдерон, поклонившись, поторопился помочь благородному гостю удобно расположиться в кресле.

Герцог неловко опустился в глубокое кресло, было заметно, что его изрядно измучила боль в ноге,

— Благодарю вас, дружище, — сказал он Кальдерону, потом обратился к друзьям, стоящим, по — прежнему, в глубоких поклонах,

— Здравствуйте, господа, можете распрямиться наконец, а вы, сеньора, можете подняться, — Кальдерон галантно предложил Марте руку, она легонько коснулась ее и поднялась.

— Итак, господа, хорошо ли вы устроились в гостеприимном замке сеньора Кальдерона?

— Да, Ваша Светлость, — опять ответил за всех Диего, примите нашу глубокую благодарность, — друзья опять поклонились, а Марта присела в реверансе,

герцог удовлетворенно кивнул и продолжил, — кабальеро7 Эрнан Гомес, рекомендовал вас, как талантливых комедиантов, у нас пока не возникло причины не доверять ему, — герцог неловко повернул больную ногу и поморщился от боли, дон Кальдерон поспешил к нему и подложил под ноги небольшие подушечки, — тем не менее, — продолжал высокий гость замка, — доверяй, но проверяй, не так ли? Поэтому хотим вас попросить показать нам ваши умения. Вы, мы полагаем, музыкант, играете на лютне, — посмотрел он на Диего, –

— Да, Ваша Светлость, — поклонился тот

— А вы— жонглёр, — теперь кланялся Хуан

— А вы, сударыня, танцуете, — Марта в очередной раз присела в реверансе, — господин Эрнан говорил нам, что вы, так же, хорошо разбираетесь в травах, — сердце Марты сжалось, на долю секунды она увидела пламя костра Святой Инквизиции, герцог заметил испуг в ее глазах и в глазах юношей, — не волнуйтесь, господа, не волнуйтесь сеньора, мы не относимся к знаниям, как к нечто мистическому, если они исходят от Бога и не противоречат канонам Святой нашей Матери Церкви, а помогать людям, без всяких заговоров и колдовской атрибутики, разумеется, Святой долг каждого христианина, мы их только приветствуем, у нас есть лекари, которые довольно успешно применяют в своей работе лечение травами, — друзья поклонились, Марта присела, — попрошу вас, сеньора, после окончания просмотра вернуться в сопровождении господина маркиза, — очередной реверанс, — ну что же, полагаю, часа вам будет достаточно для того, чтобы подготовиться к выступлениям? — герцог с трудом поднялся, поддерживаемый Кальдероном, и вышел.

Аудиенция завершилась. Друзья вернулись в свои комнаты, сопровождаемые все тем же дворецким.

Часть 18

— Диего, не пой сегодня и никогда больше не пой на публике пока не вырастишь, — сказала взволнованная Марта, сразу же, как только друзья вошли в комнату Диего и закрыли за собой дверь, — не пой, — повторила она, — и говорить старайся грубым голосом, вот, как Хуан.

— Зачем это? Хуану семнадцатый год идёт, вон усы уже растут, я же только четырнадцать разменял недавно.

— Делай то, что говорю и тогда останешься целым.

— Ты о чем? — удивился Хуан.

— О том! Эрнан боялся, что у Диего скоро начнёт меняться голос и он не сможет больше петь так чисто и нежно и тогда этот страшный человек задумал ужасное, он решил, — Марта горько вздохнула, — сделать из него кастрата, дабы голос не утратил своей чистоты, мелодичности, звонкости и звучал так всегда… Я, с большим трудом, уговорила этого не делать, сказав, что его голос не будет меняться, потому что он — карлик и только тогда хозяин поверил.

Диего молчал.

— А он будет меняться? — с волнением спросил Хуан,

— Разумеется будет, он же пьёт лечебный отвар, очень скоро наш малыш забасит, — улыбнулась Марта, обняв, по — матерински, Диего и Хуана, хотя ей самой было всего двадцать пять лет, — друзья, — продолжала она, — мы не знаем этих людей, кто мы для них? Веселая игрушка, которую можно «сломать» или «переделать», чтобы она работала в угоду их пресыщенной душе.

— Клетка, опять клетка, — наконец сказал Диего, — правда, теперь золотая.

СпасиБо тебе, сестрица, за все. СпасиБо, Бог да вознаградит тебя за доброту и милосердие, а сейчас пора готовиться к выступлению, если им не понравится, нас вернут в дом увечных, надо, чтобы обязательно, непременно понравилось.

Петь я, конечно, теперь не стану, но тогда одной лютни мало, наш капельмейстер играл еще