Во многих краеведческих книгах можно встретить такой вот адрес Ивана Сергеевича Тургенева: Стремянная улица, дом Гусева. И пояснение: Тургенев жил там в 1840-е годы, дом не сохранился, а стоял он на месте нынешнего дома № 21 по Стремянной.

Авторы этих трудов могли бы убедиться по карте города или путем личного визита: дома № 21 на Стремянной как бы нет. За него можно принять только знакомую нам баню, ведь она идет как раз после дома № 19...

Значит, дом Гусева стоял на месте бани? Не надо спешить с выводами. Достаточно взять в руки знаменитый атлас Петербурга, изданный в 1849 году Николаем Цыловым, чтобы убедиться: на месте бани находился тогда двухэтажный дом с деревянным вторым этажом. А облик дома Гусева запечатлели вполне авторитетные мемуаристы. Вот из книги тургеневского знакомца Павла Анненкова: «Они поднялись в четвертый этаж громадного дома на Стремянной улице, где жил Тургенев...».

Громадный дом!

Загадка разъясняется с помощью того же Цылова. Четырехэтажный каменный дом купца Максима Петровича Гусева стоял тогда на участке нынешнего дома № 19 по Стремянной. Да что там «стоял»? Он стоит и сегодня, дом, в котором жил Тургенев. Конечно, какие-то перемены и перестройки пережить ему пришлось, но вряд ли это так уж важно...

И.С. Тургенев. 1843

Этот дом хорошо виден и с улицы Марата: к нам он обращен торцом. И раз уж зашла о нем речь, напомним тургеневскую страницу его истории.

Иван Сергеевич поселился тут в конце 1842 года вместе с братом. Прожил здесь три с половиной года, причем годы эти были насыщены самыми разными событиями. Выход его первой книги – поэмы «Параша», знакомство с Полиной Виардо, с Белинским и Некрасовым... Тургенев в ту пору – еще не тот знакомый всем классик, к словам которого прислушивались тысячи людей. Это был молодой человек со скудным достатком, большим честолюбием и богатой фантазией. Его тогдашнюю любовь к импровизации отмечали все мемуаристы. Иногда это приводило к неприятным историям. Одна из них связана как раз со Стремянной; о ней рассказывает уже упомянутый Павел Анненков: «Он часто ходил тогда на охоту, и раз, возвратившись с отъезжего поля, хвалился количеством побитой им птицы, а в подтверждение своих слов приглашал слушателей отобедать у него на другой день. Слушатели поверили и чудной охоте, и приглашению. На другой день они поднялись в четвертый этаж громадного дома на Стремянной улице, где жил Тургенев (между ними были и грудные больные, с трудом одолевшие его лестницу), и долго стояли перед запертой дверью его квартиры, – до тех пор, пока вышедший человек не известил их как об отсутствии хозяина, так и всяких приготовлений к приему гостей. Тургенев долго смеялся потом, когда ему рассказывали о недоумении и ропоте обманутых гостей, но извинений никому не приносил: все это казалось ему в порядке вещей, и он удерживал за собой право играть доверием людей, не чувствуя, по-видимому, никакой вины на своей совести за проделки подобного рода».

Из дома купца Гусева Иван Сергеевич съехал в 1846 году, накануне своего восхождения к вершинам славы: уже в январе следующего года публика зачитывалась его рассказом «Хорь и Калиныч». Успех побудил Тургенева приняться за другие очерки, объединенные затем в цикл «Записки охотника». Вот так быстро свершился этот переход – от легкомысленных охотничьих баек к серьезным запискам охотника, всколыхнувшим русских читателей...

О князе Владимире Петровиче Мещерском можно написать целый роман. И не один. Умный человек, убежденный монархист и консерватор, ближайший советчик Александра III и Николая II – это одна его ипостась. В этом качестве он написал множество статей и записок, по которым разбросаны очень любопытные мысли. Вот, например, из записей 1914 года:

«Если допущена будет у нас, в подражание Европе, полная безответственность за каждое слово с трибуны Думы, то 1905 год в этой мутной среде, с прибавкою сотен тысяч рабочих, повторится в исполинских размерах, и народ будет жертвою и козлищем отпущения, а рабочие пушечным мясом, и, как в 1905 году, все провокаторы интеллигенты и писаки спрячутся».

Режут слух «писаки», но вообще-то слова справедливые, в чем-то даже прозорливые.

«Чем более Дума отдыхает, тем более от нее отдыхают Россия и русская жизнь».

Фраза, которая могла мелькнуть и в нынешних газетах.

Это один Мещерский.

Был и второй – популярный писатель, чья слава временами затмевала в публике славу Льва Толстого. Лесков сетовал однажды: «Порою сдается, что общество совсем утратило вкус: многим "Женщины" Мещерского нравятся более чем "Анна Каренина"...». Речь тут идет о романе-памфлете «Женщины петербургского большого света», одном из самых известных сочинений князя...

Дом № 9

Но был еще и третий князь Мещерский – скандально известная личность, ловкий придворный интриган, а также гомосексуалист, не скрывавший своих наклонностей и активно продвигавший своих протеже.

Его многолетний любовник (а потом и наследник) Николай Бурдуков добрался, например, до чинов действительного статского советника и шталмейстера двора! А ведь у князя хватало увлечений и помимо Бурдукова. Об одном из них писал всесильному обер-прокурору Победоносцеву министр народного просвещения Делянов: «Я слышал о скандале Мещерского. Весь город об этом говорит. Какой позор... И какая гнусная, противоестественная страсть. Я уверен, что слух о сем дойдет до их величеств».

Это был знаменитый случай: князь Мещерский пошел тогда войной на графа Келлера, командовавшего лейб-гвардии стрелковым батальоном. Все оттого, что граф мешал Мещерскому встречаться с любовником, молодым трубачом батальона. Включив в дело свои связи, обратив против Келлера статьи и доносы, Мещерский добился отставки графа – но следом за тем вся история всплыла на свет, и против Владимира Петровича восстали даже его родичи. Они обратились к Победоносцеву с просьбой «обуздать этого несчастного» и говорили: «Мы дорожим честью нашего рода, а поведение нашего брата таково, что нам приходится за него краснеть». Константин Петрович внял просьбе, беседовал о Мещерском с Александром III – но эффекта, кажется, не добился.

В.П. Мещерский

Сам Победоносцев с той поры относился к Мещерскому более чем прохладно: Сергею Юльевичу Витте он как-то сказал, что «Мещерский просто негодяй».

Впрочем, скандал этот грянул только в 1887 году – а нас больше интересует Мещерский 1870-х, когда он жил в квартире на Николаевской ул., 9. В ту пору князь только вступил на издательское поприще – начал издавать газету «Гражданин» – и решил устраивать по средам званые вечера. В его квартиру на Николаевской улице сходились разные гости, преимущественно литераторы консервативного лагеря: Достоевский и Победоносцев (они познакомились как раз у Мещерского), Лесков и Алексей Константинович Толстой, Аполлон Майков и Писемский, Тертий Филиппов и Тютчев.