Тем временем стрижка продолжалась.

– Теперь самое сложное! – объявила Катя. – Челка. Подними голову.

И сама задрала мой подбородок так высоко, что у меня чуть шея не хрустнула.

– Тут главное – не скривить! – пояснила Катя и принялась за мою челку. Ну и, конечно же, скривила.

– Ой! – воскликнула горе-парикмахерша. – Криво получилось. Попробую еще раз.

Результат второй попытки был не многим лучше. Она хотела попробовать в третий раз, но я остановил ее самым решительным образом:

– Стоп! Хватит экспериментов. И так сойдет.

– Нет, некрасиво, надо еще подравнять, – настаивала Катя.

– Так у меня вообще волос не останется, – упирался я. – Ты же все равно мне волосы набок зачешешь, как на фотографии показано, а там и не видно будет, прямая у меня челка, или не очень.

– Верно! – обрадовалась мастер по прическам. – Тогда займемся укладкой.

Она включила фен и стала водить им в разные стороны вокруг моей головы. Я эту процедуру люблю. Приятно, когда голова обдувается теплым воздухом, а в это время тебя расчесывают.

– Готово! – наконец объявила Катя.

Я глянул на себя в зеркало. Оттуда на меня смотрел мальчишка, прическа которого мало походила на стрижку мальчика с фотографии.

Катя сияла от восторга.

– Вот теперь ты действительно юный джентльмен, – сказала она, стараясь пригладить торчащие вихры.

– Тоже мне джентльмен! – хихикнул Лешка. – Чучело какое-то!

– Сам ты чучело. – Я показал ему кулак. – Сейчас получишь у меня за все.

– Правильно! – поддержала меня Катя. – Нечего над чужой работой насмехаться. Димочка такой симпатичный стал.

Лешка сразу покраснел. Понятно почему. Это в нем ревность проснулась.

– Ладно, – буркнул он, – теперь моя очередь. Пошли в ванную голову мочить.

Он отобрал у меня простыню, завернулся в нее как римский сенатор, (у меня в учебнике истории такой есть), и направился в ванную.

Катя взяла лейку от душа, а я включил кран. Только я слишком сильно его повернул, потому что вода мощной струей хлынула на Лешку.

– Ой! Что вы делаете?! Вода холоднющая! – заорал он и хотел вырваться, но не тут то было. Я его крепко держал.

– Погоди, сейчас горячей добавлю, – сжалился я над братом. Пока мы мочили Лешке голову, сами вымокли с головы до ног. Наконец мы усадили Лешку на стул. Сидит он надутый, мокрый, как мышь, которая из лужи вылезла.

– Ничего, Лешенька, – ласково сказала ему Катя. – Сейчас ты у нас тоже красивый станешь. Стильный. С крутой прической. Все девочки в тебя сразу влюбятся.

– Вот еще! – фыркнул Лешка, заливаясь краской. Видно, что ему было приятно такое слышать. Он даже дуться перестал.

«Ну, – думаю, – сейчас братец как начнет вертеться да елозить, крутиться и чесаться, вот будет потеха. Посмотрю я, как с ним Катя управится».

Однако, к моему великому удивлению, Лешка замер как завороженный, даже дышать перестал. Не узнать человека. Начала его Катя расчесывать. Интересно смотреть, когда другого стригут. Когда сам в кресле сидишь, ничего не видишь. К тому же, дома не в парикмахерской – можно все со всех сторон рассмотреть.

Катя раскрыла книгу на нужной странице и, читая инструкцию, пробормотала:

– От уха до уха проведем дугообразный пробор через верхнетеменную зону, у нас получатся три главные зоны.

– Что это еще за зоны? – спросил я.

– Не мешай, – отмахнулась Катя. – Это наш парикмахерский язык. Профессиональный. Тебе его знать не обязательно.

– Ну-ну, – усмехнулся я.

– Сделаем контрольную прядь для всей стрижки, – продолжала Катя. – Нагните голову, клиент.

Лешка послушно нагнул голову. Это надо же! Вот ведь что любовь с людьми делает!

– Подстригаем, подстригаем! – запела Катя, щелкая ножницами. Волосы моего братишки так и посыпались на пол. – Сейчас ты у нас будешь красавчик! Просто загляденье!

«Вот это да! Когда она меня стригла, она песни не пела. Судя по всему, она тоже к Лешке не равнодушна. Не иначе», – подумал я.

– А вот главная зона. Передняя часть головы. Тут самое сложное, – сказала Катя, колдуя над Лешкой. – Сейчас мы все лишнее уберем, а то, что останется, будем филировать.

– Чего? – не понял я. – Фили чего?

– Филировать. Это значит, прореживать. Так всегда с густыми волосами делают.

– А мне ты такое не делала, хотя у меня волосы тоже очень густые, – сказал я и ощупал свою голову.

– У тебя другая прическа. Классическая. Там филировка не нужна. А у Лешки супермодная. Ему без филировки никак нельзя.

Я даже расстроился. Я, значит, буду просто так ходить, а Леха супермодным.

– Держи его ухо, – прервала мои размышления Катя.

Я с огромной радостью схватил Лешкино ухо, посильнее сжал его, и даже слегка крутанул. Брат аж подпрыгнул и завопил как резаный поросенок:

– Ты чего делаешь?

– Не двигайся, – предупредил я его, – и не шуми. А то без глаза останешься.

Лешка затих. Катя тоже петь прекратила, стрижет молча, а волос у Лехи все меньше и меньше.

– Кать, по – моему, у тебя совсем другая стрижка выходит. Что-то не похож Лешка на мальчика в книге, – злорадно сказал я.

– Это потому что я еще за челку не бралась, – ответила Катя. – Вот челку подстригу, тогда будет похож.

– Отпусти ухо! – прошипел Лешка.

Я так увлекся зрелищем стрижки, что не заметил, что все еще держу его ухо. Оно было красное мокрое и слегка торчало в сторону.

– Все, приступаю к челке! – наконец объявила Катя.

И ловко так, раз-два-три, обрезала Лехину челку почти наполовину.

– Криво, – взвыл Лешка, взглянув на себя в зеркало.

– Ничего, тут у нас есть запас волос, – успокоила его Катя. – Чтобы не скривить, ты, Димка, линейку к Лехиному лбу приставь и держи. По линейке, оно ровнее будет.

Катя обрезала еще сантиметр волос моего брата.

– Вот теперь ровно, – сказала она, любуясь своей работой. – Правда, Димка?

– Правда, – подтвердил я.

– Ничего не правда! – возмутился Лешка. – Опять вкось. Ты, Димон, линейку криво держал. Давайте еще раз.

– Да у тебя уже волос почти не осталось, – покачала головой Катя.

– Что же мне с кривой челкой ходить? – буркнул Лешка. – Это уже не супермодная прическа получается, а смех один.

– Ну, как хочешь, – сказала Катя.

Раз-два-три! Чик-чик-чик!

М-да!